– Исполню, матушка, как трудно не будет мне, твой наказ, – Василий поцеловал образок архангела Гавриила, который носил на груди. – Пиши письмо Геннадию.

О дальнейшем свидетельствует Краткий летописец под 7008 год – он описывал события с апреля 1499 по август 1500 года – кроме него, нет нигде ни одного поминания об этой таинственной истории из жизни великокняжеской семьи:

«Князь Василий, хотя великого княжения, и хотев его истравити на поле на Свинском у Самсова бору, и сам побежа в Вязьму со своим войском и советниками. А князь Великий, нача думати со княгинею Софьей и возвратили его, и даша ему великое княжение под собою…».

Отряд воеводы Юрия Захарьича Кошкина шёл по дороге Вязьма – Ельня. Конный разъезд двигался впереди, рассыпавшись по Свинскому полю, между деревнями Самсов бор и Свинская. Местность болотистая, труднопроходимая, с лесами и перелесками, была изрезана мелкими речушками. «Глаз держать востро, – велел боярин. – Литовцы могут засаду устроить». Три дня назад без боя был взят Дорогобуж, и Юрий Захарьевич теперь не полагался на везение, ожидал серьёзного боя. Не так далеко, в Смоленске, всего в 69 верстах, копил силы гетман литовский Константин Иванович Острожский, о смелости которого легенды ходили не только по Литве, но и по Москве. Прадед его, князь Фёдор Данилович, участвовал в сражении при Грюнвальде, знаменитой битве польско-литовского воинства с Тевтонским орденом, и там героически отличился. Александр и всё войско литовское возлагало надежды на возрождение силы литовского оружия. Потому паны и шляхта охотно прибывали в Смоленск, кто на коне в полном рыцарском снаряжении, а кто и с собственной дружиной. Костяк войска составляли земляки Острожского с Волыни – украинское панство – Сангушки, Вишневецкие, Чарторыйские, Корецкие. Острожский выделялся среди них не только ратными доблестями, но и огромным богатством, величина которого могла сравниться с казной Великого князя Литовского и польского короля вместе взятых.

Конная разведка Юрия Захарьича держала востро не только глаз, но и слух. Услышав подозрительный шум в лесу возле деревни Самсов бор, конники спешились, ползком и короткими перебежками подобрались к опушке на краю леса, где их глазам открылась такая картина.

В тени дубравы отдыхали ратники, было их человек двести, кони были привязаны к деревьям, в центре стояла палатка, из которой доносился громкий разговор.

– На литовцев не похожи. Вроде, наши, – прошептал один из лазутчиков.

– Да где бы им взяться? – ответил другой. – Кроме нас никого не должно быть. Один отряд пошёл на северо-запад к Торопцу, второй – с Яковом Захарьичем, братом нашего воеводы, на юг к Брянску. Чую, что-то здесь не то.

Так же тихо убрались восвояси и доложили Юрию Захарьичу. Тот послал князя Фёдора Васильевича Телепню Оболенского, а с ним сотню всадников из передового отряда.

Фёдор Васильевич, даром что прозвище «телепня» получил, воевода оборотистый – всё сделал по уму. Окружил незнакомцев со всех сторон – те даже сторожей не поставили – а сам с десятью молодцами стремглав бросился к шатру, никто и крикнуть не успел. Молодцев своих расставил вокруг, а сам зашёл внутрь. Каково же было его удивление, когда на походной кровати обнаружился Великий князь Василий Иоаннович, а рядом близкие люди его. Поклонился Телепня в пояс и спросил, что здесь делает Василий.

– Это государева тайна, – усмехнулся княжич.

– Нельзя тебе здесь быть, Василий Иоаннович, – предупредил Телепня. – Не сегодня – завтра быть здесь сече с литовцами. Люди у тебя, видать, не сильно обученные, пострадать не за грош можно.

– Не тебе мне приказывать, смерд, – рассердился Василий. – Прочь с глаз моих.

– Ну что ж, будем по-другому решать, – Телепня смиренно поклонился и вышел. Охрану вокруг опушки оставил, а сам к главному воеводе с докладом: так, мол, и так, нашёл в лесу отряд, а во главе Великий князь Василий Иоаннович.

– Бери пять коней на смену и скачи к государю, – приказал воевода нахмурившись. – Только тебе могу доверить это дело. На третий день вечеру будешь в Москве, и сразу – к Великому князю Иоанну Васильевичу. Спросишь государя тайно и никому больше ни слова, не он ли послал сына на войну и что нам делать с Василием Иоанновичем? Я это место облюбовал под расположение засадного полка на случай битвы с литовцами. Теперь не смекну, что делать с упрямым наследником, как нам его урезонить.

Государь был в большом раздумии. Словам Телепня верить не хотелось, но пришлось. Позвал Иоанн Васильевич Софью Фоминичну, та в слёзы. Ещё вчера днём был Василий на месте. Утром хватилась, не видно. Почему шум не подняла? Да, Василий, бывало, на ночь к дворовым девкам бегал, любил пошутить с ними по-молодецки, вот и не стала шум поднимать.

Стали думать, что же с молодцем делать и почему он на Свинском поле вблизи границы оказался.

– Не вовремя сынок озадачил нас! – Иоанн Васильевич круто повернулся к Телепню Оболенскому. – А что с литовским войском, где они обитают?

– По словам наших людей, в Смоленске князь Острожский собирает большую рать и хочет направиться с ней к Дорогобужу, вызволять город. Мы же движемся от Дорогобужа в сторону Ельни, стоим сейчас у реки Ведроши. До Смоленска семьдесят вёрст, два дневных перехода. Думаю, гетман Острожский захочет нам дорогу преградить.

– Хорошо, что приехал, – обратился Иоанн Васильевич к князю. – Не надо и гонца посылать. Передай Юрию Захарьичу, что высылаю на подмогу большой тверской полк во главе с князем Щеней-Патрикеевым. Из Брянска подтянем князей Стародубского с Шемячичем и Яковом Кошкиным. С тобой передам военный указ. Старшим в войсках будет Щеня-Патрикеев. Под команду Юрия Захарьича отдаю сторожевой полк. Пусть собирают силы у реки Ведроши, там и бой дадим литовцам. По слухам, горяч князь Острожский. Нужно только слегка ему поддаться, отступить, а потом ударить засадным полком.