Передавали «Новости Сиэтла». Как всегда, они начинались с погоды. Это в России самую важную для обывателя информацию, надевать галоши или нет, передают под конец программы. А в Америке пекутся, чтобы каждому гражданину было, как это они говорят, комфортно. В России комфортными были только диваны. Может, диваны и приобрели в свое время такое значение в общественной и частной жизни россиян только потому, что долго оставались единственным комфортным местом в жизни человека? Особенно если лечь и закрыть глаза: лежачего не бьют!

Погода как погода, утром дождь, вечером солнце, как всегда в Сиэтле. Потом пошли пожары, ДТП – так, по мелочи. Но когда диктор произнес «мистер Рискин», Маркин припал к экрану. Он четко услышал фамилию Семиного отца в комментарии к изображению пылающего дома. Леша взглянул на мальчика. Тот смотрел репортаж наполненными ужасом глазами. Художник прижал его к себе, обернулся и позвал Галю. Та с упоением счастливой женщины готовила дежурный борщ и испугалась так, что уронила ложку в кастрюлю.

– Боже мой, что случилось? Семушка, что?! – показалась она в дверном проеме.

– Я ничего не понял, но, кажется, дом твоих «хозяев» сгорел. Дотла, одни руины показывали… Я ворота узнал. Ты видишь, мальчик испугался, там же фамилию назвали.

– Сема, Сема, иди ко мне. Детка, это плохая программа, мы потом другую посмотрим… – Галя прижала его к себе.

– Надо посмотреть новости еще раз, – предложил Леша, – мало ли в Сиэтле мистеров Рискиных?

– Давай я в Интернете посмотрю. Господи, что же делать? – запричитала Галка.

Она не на шутку испугалась и впала в какой-то амбивалентный шок: если дом сгорел, Семе негде будет жить… Но какое счастье, что он не был там во время пожара. А что, если бы его забыли, оставили?!

Галя судорожно листала новостные ленты.

– Никакой информации пока нет. Может, показалось? Маркин, ты не мог бы съездить посмотреть? – стала она клянчить, ныть, как ребенок просит что-то для него сделать. – У меня что-то поисковые реакции отказали. Нужно успокоиться. Сему брать с собой нельзя. Так что остается только тебе совершить подвиг.

Алексей скорбно посмотрел на нее, она бросилась к нему, как будто провожала на фронт и заранее благодарила за священную жертву. Он целовал ее слезы, она – его уши, шею, руки, все, к чему прикасались губы. Вот что может произойти между мужчиной и женщиной от страха.

Маркин и уехал неспокойным, а вернулся вовсе в невероятном возбуждении.

– Сгорел, сгорел, сгорел! Все оцеплено. Ты не оставляла свет или плиту, когда мы там были? Может, проводка? Да нет, кто-то поджег. Почему не сработала сигнализация?

– Ничего мы не включали. Не могла я дом сжечь, ерунда какая-то. Мы же уже неделю там не живем. Воры забрались и подожгли, чтобы замести следы… – высказала самую миролюбивую версию Галя, – а может, гроза?

– В Сиэтле не бывает гроз…

Она снова стала названивать Антону и Наде. Они оба были недоступны.

– Елки-палки. Вот дела! Что же мы теперь будем делать?

– Надо сдаваться в полицию. Сегодня можно сделать вид, что мы ничего не знаем, а завтра придется сдаваться, – принял решение Алексей. Ему хорошо: не ему сдаваться же…

– Что же я скажу? Получается, что я ребенка украла.

– Расскажем правду. Я подтвержу. Это лучше, чем попасть в розыск. Тогда получится, что ты не только сбежала с их сыном, но и дом подожгла. То есть сбежала, потому что подожгла, – стал пугать ее художник.

– Зачем? – возмутилась Галя.

– Чтобы следы замести после кражи. Ты сама только что это сказала, – Алексей пытался быть логичным, в этом он видел спасение.

– Ага, а украла я ребенка…

– Сегодня и дети товар, – подтвердил он Галины страхи: ей пришьют киднепинг.

– У меня же гостевая виза. Я не имею права работать. Меня по-любому заметут… – говорила она на языке людей бывалых, как в старых советских фильмах.

– Но ты же контракт не подписывала? И деньги не получала? – Маркин напомнил ей, что они в Америке.

– Нет.

– Значит, нет никаких доказательств того, что ты работала. Просто помогала, – нашел он выход.