Сергей Арнольдович был приятно польщен и чувствовал, что самое интересное еще впереди. И потому неотрывно ждал от Иуды информации и слушал.

– Кроме того, – продолжал Иуда, – число три – число главной языческой богини, которая одновременно олицетворяет в себе и девушку, и мать, и старуху. Здесь речь идет о совершенно откровенном намеке на Марию Магдалену.

– Да, – воскликнул Ванин, – теперь я понимаю, какой же был великий этот человек. Но у меня почему-то появилось ощущение какой-то сопричастности к этой картине. Я, конечно, извиняюсь за нескромность, но что есть – то есть.

– Не надо извиняться, – успокоил его Иуда. – Вы, действительно, причастны к картине и, естественно, к тому, что с Вами сейчас происходит. Если бы ни Вы, если бы, как говорит ваша очаровательная супруга, «не ваш сон в руку», у Вас на стене не было бы этой прекрасной фрески, пусть даже копии, к созданию которой я, кстати, тоже приложил руку.

Сказав это, Иуда рассмеялся:

– И Ваш Иисус с похожим на оригинал изображением лица тоже никогда не появился бы на свет. Посмотрите сами.

Ванин поднялся и подошел к фреске.

– Вы знаете, брат мой, Иуда, – начал он, – у меня складывается впечатление, что тайный замысел Леонардо – его желание сделать картину посланием потомкам, – Вам был известен.

– Нет, что Вы, нет, – воскликнул Иуда, – я не столь проницателен, чтобы видеть так далеко. Я только уточнял детали, интересующие его. Он большего от меня и не требовал. Для меня, – продолжал Иуда, – было важно другое. Я помогал осуществить его идею – показать миру мгновение жизни Иисуса Христа не как бога, а как человека, значение личности которого столь велико и столь огромно, как человека страдающего, размышляющего, человека гениального и великого, который ошибался в людях, но все равно помогал и верил им, человека по воле Божьей ставшего Богом для нас, людей. Леонардо дает понять, что жизнь Иисуса в сто крат интереснее и ярче, намного грандиознее, чем то жалкое, плаксивое описание, которое в свое время создала католическая церковь в угоду римской власти. Удивлены? – спросил он Ванина, так и продолжавшего стоять возле картины с выражением лица человека, ошарашенного новостью.

– Удивлен – это значит ничего не сказать, – ответил Сергей Арнольдович. – У меня такое ощущение, что мое представление о мире перевернулось, хотя я, в общем, никогда не задумывался, что он собой представляет. Жил и все.

Произнося эти слова, Сергей Арнольдович странно двигал руками, будто ощупывал стекло.

– Я вообще не понимаю, что со мною происходит.

– Скажу Вам откровенно, – перебил его рассуждения Иуда из Кариот, – я не собирался рассказывать Вам всего этого. Но после общения с Вами, понимаю, что это было бы непростительной ошибкой.

– Почему это? – спросил его Ванин. – Я настолько безнадежен?

– Нет, речь идет не о вашей безнадежности и не совсем о Вас, – ответил Иуда. – Я хочу сказать о том, что удивительные вещи происходят на земле с участием Иисуса Христа. Люди, не считающие себя глубоко верующими, а лишь причисляющие себя к христианскому миру по национальному признаку, вот как вы, например, русские, или те, кто называет себя русскими, все хотят как можно больше узнать о вере Христовой не через Библию, не через церковно-религиозные отношения, не через призму сотворенных им чудес из жизнеописания Иисуса. Нет. Все больше людей хотят знать о жизни его как человека, ставшего Богом. Избранного Богом.

– Вы можете себе представить, – обратился Иуда к Ванину, – это каким надо быть человеком, чтобы стать Богом? Вы, русские, почему-то хотите знать о Боге больше как о человеке. Вас он интересует не как божество, вас он интересует как великий человек. Это потрясающе! И почему это так? – обратился он к Ванину.

– Я не знаю. Я никогда об этом не думал, – отвечал Сергей Арнольдович.

– А я Вам скажу. Нужно иметь колоссальную силу духа, духа праведного. Надо людей любить больше жизни своей. Доверяться надо Богу. И он тебя выберет и протянет руку, он ведь, знаешь, какой!

– Какой? – спросил Ванин, заглядывая Иуде прямо в глаза.

– Он только и ждет повода простить человека, отпустить его грехи. Дать шанс исправиться…

– И что, он прощает всех? – снова спросил Сергей Арнольдович.

– Всех! – ответил Иуда. – Можешь не сомневаться. Он единственный под этим солнцем, кто может и жаждет простить всех детей своих. Если бы не было этого божественного прощения, то не было бы и раскаяния. Без раскаяния человек превращается в зверя. Грешить и каяться – это человеческая слабость и сила. Без Бога, как ты понимаешь, нет греха и нет раскаяния. Без Бога грех становится бытом.

Оба молчали. Осмысливая сказанное, Иуда предложил:

– Я думаю, он там, на небе, сейчас радуется за вас, людей, брат мой, Сергей.

– А Он точно там? – спросил Ванин.

– Вы не сомневайтесь, – улыбнулся Иуда. – Неужели я на вас столько времени зря потратил?

– Нет, ну все-таки?

Иуда его остановил:

– Вы хотите сказать, что вот если бы увидеть?

– Да, – ответил Сергей Арнольдович, как бы стыдясь своих слов.