– По-моему, ты сама об этом забыла, – перебил он. – Очень убедительно уверяла меня, что та часть жизни для тебя не существует. Если ты такая добропорядочная матрона, что же вела себя, как… Он осекся, сдерживая бессильную ярость.

– Как кто?! – вскинулась Ольга. – Ну же, договаривай! Интересно, как, по-твоему, должна вести себя порядочная матрона?

– Как… Знаешь, не нужно делать вид, будто в тебе неожиданно проснулся стыд. Просто я тебе надоел, и ты ищешь подходящий предлог, чтобы меня слить, так?

– Именно так, – медленно, с рассчитанной жестокостью улыбнулась Ольга. – Очень хорошо, что ты сам это понял. Да, мне надоело, мороки больше, чем удовольствия. Единственное, что мне хотелось бы выяснить у тебя напоследок, как же так получилось, что ты, такой честный, благородный, принципиальный, мог спать с такой женщиной, как я? С гулящей, к тому же – женой твоего близкого друга, а? Или твой кодекс чести распространяется только на женщин? Для мужчины это нормально?

– Ненормально, – мотнул головой Руслан. – Ненормально! И меня это мучило каждую минуту, что мы были вместе. Мне нельзя было с тобой связываться. Я и не хотел, но… не смог…

– То есть ты считаешь, что уронил свое достоинство, когда лег со мной в постель? – ахнула она. – Осквернился – так?..

– Я не хочу больше говорить об этом, – в голосе его заскрежетала сталь, но Ольгу уже было не остановить.

– Тебе не придется больше ни о чем со мной говорить. Я избавлю тебя от угрызений совести. Будь здоров!

Она резко развернулась, по лицу хлестнула влажная от росы ветка жимолости. С трудом сдерживая бившиеся в горле злые слезы, Ольга побежала к дому, продираясь через разросшиеся насаждения, и вдруг вскрикнула, наткнувшись в темноте на стоявшего в кустах мужчину.

– Добрый вечер, Ольга Николаевна! – бодро поздоровался Денис.

Оля, не отвечая, проскользнула мимо.

– Слышь, а ты, оказывается, не промах, – хохотнул Денис, хлопнув Руслана по плечу. – Я и не догадывался, что у тебя шашни с хозяйкой. А еще говорил: не потерплю потрахушек на рабочем месте.

– Заткнись! – зло оборвал Руслан. – Какого хрена ты тут делал? У тебя же выходной сегодня. Шпионить за мной начал?! – Он шагнул к растерявшемуся Денису, испытующе посмотрел ему в глаза.

– Эй-эй, ты че? – залепетал тот. – Я ничего не делал! Просто мимо проходил…

– Что ты шныряешь постоянно по всему дому? Высматриваешь, вынюхиваешь? Может, тебя сюда заслали, а?! – с ненавистью хрипел Руслан, наступая на Дениса. – Может, и камеру тогда ты вырубил? Отвечай, гнида, ты стукач?

Он ощутимо потряс Дениса за плечи. Тот вырвался, отскочил в сторону:

– Да отстань ты от меня! Ты че, упал, что ли? Че я сделал-то? Подумаешь, шел в свою комнату, голоса услышал… Я че, виноват, что у тебя с этой телкой проблемы?

Руслан глубоко дышал, стараясь взять себя в руки. Конечно, Денис ни в чем не виноват, зря он на него сорвался – нервы ни к черту. Ссора с Ольгой выбила его из колеи, а тут еще этот придурок услышал то, что слышать ему совершенно не полагалось, вот и попал под горячую руку.

– Ладно, – глухо бросил он. – Извини. Я че-то попутал…

– Ну ты совсем бешеный, – злобно буркнул Денис, одергивая сбившуюся набок майку.

– Ну все, не пыли, я ж извинился, – повторил Руслан. – И запомни, я не знаю, что ты там себе придумал, но у меня с Ольгой Николаевной ничего нет. Ясно тебе? И не вздумай языком трепать, понял? Все, свободен! – Он развернулся и зашагал через сад к пристройке для охраны.

Миша Чернецкий сидел в кабинете, разглядывая разложенные на столе проспекты компаний, торговавших земельными участками в Подмосковье. Вот неплохое место – обратил он внимание на одну из красочных фотографий. Сосновый лес, спуск к реке, берег песчаный. Можно будет на рыбалку ходить. Когда-то Оля это любила.

Сидеть молча в утренней серой полумгле, не сводить глаз с покачивающегося на глади воды поплавка, слушать тишину, нарушаемую лишь тонким звоном комарья. Словно выпадаешь на несколько часов из привычного бешеного ритма жизни, проваливаешься в какое-то древнее эпическое спокойствие. Осознаешь, что, как бы ты ни суетился, как бы ни спешил успеть все и сразу, все твои порывы ничего не стоят перед этим бесконечным, неспешно светлеющим небом, перед спокойной, журчащей о чем-то своем водой, перед пробуждающейся ото сна землей.

Долбаная жизнь, ничего не успеваешь. С собственной женой, кому сказать, наедине уже сто лет не оставался.

Миша машинально откинул крышку «Хьюмидора», вытащил толстую пахучую сигару, закурил, роняя пепел на глянцевые листы.

Понятно, что Олькин устала от этой постоянной нервотрепки, напряжения. Обижается, бесится. Клуб этот чертов завела – все назло, чтобы дать понять мужу, что у нее тоже есть своя, отдельная жизнь. Отвлечь ее чем-то надо, порадовать. Купить, в самом деле, небольшой участок, только на другом конце области, подальше от ее сраных лошадей. Выстроить дом – не такой, как эти хоромы, а маленький, уютный, вроде дачи. Чтоб никого вокруг, лишь тишина, спокойствие, природа. Чтоб выезжать всей семьей – порыбачить, по лесу походить, на лодке покататься.