"В компании куриц", добавил Багг. "Что ж, государь, это умно".

"Постой", сказала королева. "Что ты имел в виду под "копией"?

"Брюс! Войска в атаку!"

Вспотевший под ярким солнцем брат короля фыркнул. Ах, как он скучает по тем дням. Хаотический дворец Короля Теола кажется таким далеким. Он сощурился на штандарт и улыбнулся.

Прибыла Араникт, натянула поводья.
– Принц, мне приятно видеть тебя улыбающимся. Что тебя позабавило?

– Ничего, Атри-Цеда. То есть ничего важного. Нас обнаружили К"чайн Че"малле - тебе не кажется, союзники у нас чрезвычайно пестрые? Ладно. Едем вместе. Я хочу познакомиться с новыми командующими.

Женщина нахмурилась: - Разве они не простые морпехи, сир? Как бы они ни получили такие титулы, едва ли им пристало требовать повиновения от принца, не говоря уже о королеве Болкандо.

– Геслер и Буян далеко не простые малазанские пехотинцы. И я не говорю о новых титулах.

– Не припоминаю, чтобы их встречала.

– Буду рад познакомить тебя.

Они бок о бок следовали за знаменосцем, отстав на двадцать шагов. Копыта коней грохотали, словно земля была полой.
– Слышишь, Брюс?

– Мы скачем по дну древнего озера, - сказал он.
– Зачастую озеро остается под поверхностью, и я считал, что здесь именно этот случай. Но теперь...

– Вода ушла.

– Да. Ушла.

– А мы можем провалиться?

Он пожал плечами.

– Значит, даже земле под ногами нельзя доверять.

– Извини, Араникт. Я тобой пренебрегал.

– Да, точное слово.

Свободное крыло простерлось за спинами - тридцать уланов Синей Розы в безупречном строю. Брюс подумал о солдате, потерянном "из-за любви, не менее того. Хенар Вигальф идет ныне с Охотниками. Если я послал его на смерть... не думаю, что он проклянет мое имя".– Я плохо умею скорбеть, Араникт. Когда умерли мои родители... что ж, думаю, без Халла и Теола я не пережил бы этого. Куру Кан сказал как-то, что горе относится не к ушедшему, а к тем, кого он бросил за собой. Мы ощущаем прореху в жизни, отверстую рану, и она никогда по-настоящему не закрывается.

– Ты скорбишь по Адъюнкту и ее Охотникам?

– Что же, это лишено смысла? Она... ну... такую женщину трудно любить. Она видит в проявлении человечности некую слабость. Ответственность пожирает ее, потому что она не позволяет себе ничего иного.

– Говорят, у нее была любовница. Умерла, спасая жизнь Таворы.

– Вообрази, какую рану это причинило.

– Никто не желает стать нелюбимым, Брюс. Но если случается так, можно устремиться к иным вещам. Уважению. Даже страху. Возможности пропадают, ты даже не замечаешь их - и наконец понимаешь, что ты такой и другим быть не можешь.

Брюс подумал над ее словами, вздохнул.
– Хотел бы я ее полюбить. Найти в ней что-то кроме компетентности и упорства. Что-то...

– Брюс, поэтому ты горюешь? Ты не нашел в Таворе причин, по которым мог бы пойти следом?

Он хмыкнул: - Нужно было поговорить уже давно.

– Ты слишком старался молчать.

– Я закрывался так долго, как мог. Словно умирающий от жажды... Она была спасением? Или простым миражом?
– Он покачал головой.

– Мы ведь не повернем назад?

– Нет, не повернем.

– Мы увидим все до конца.

– Да, и я должен прятать неуверенность - от офицеров, от солдат...

– Но не от меня, Брюс.

Он повернулся, чтобы поглядеть ей в лицо, и был потрясен, увидев ползущие по пыльным щекам слезы.
– Араникт?

– Не начинай, - сказала она, словно сердясь на себя саму.
– Желаешь стать такой, как она? Желаешь, чтобы ответственность пожрала тебя?

– Нет, конечно.

– С тех пор, как мы пошли с Охотниками, что дала тебе Адъюнкт?

– Мало...

– Ничего вообще, - рявкнула она.
– Одну тишину. Каждый раз, как ты в чем-то нуждался, она давала тебе тишину. Брюс, ты и сам говоришь все меньше. Не бери на себя чужие горести. Не надо.

Пристыженный принц отвел взор, поглядел вперед. Темное пятно легионов вдалеке, ближе - группа ящеров и людей.

"Когда Хранитель Имен пришел за мной, море стекало с него словно слезы. Но я был мертв. Я ничего не видел. Лишь после возрождения память нашла меня. Вижу беднягу Рулада Сенгара лежащим на залитом кровью полу - кричит, взывает к братьям. Вижу, как они отворачиваются. Вижу свое тело, упавшее около помоста. Вижу короля, безжизненно осевшего на троне.

Могли бы мы оставить его там, неспособного противостоять кукловодам, стремящимся к символам силы? Неужели они так глупы, что не видят абсурда своих амбиций? Жалкую греховность мелких своих схем? Хватайте же мертвые члены тела, двигайте по своей воле.

Я вижу сны - имена тысячи мертвых богов. Произнесу ли я их? В последний раз преломлю перед миром имена павших? Достаточно ли этого, чтобы вернуть память мертвецам? Имя на языке, произнесенное вслух, шепотом или смелым криком - пошевелится ли далекая душа? Найдет ли себя снова?