Для меня лично это просто не подлежало обсуждению, о чем я и заявил представителям журнала «Шпигель». Однако «Гардиан» и «Нью-Йорк таймс» оказались куда более влиятельными. В то время как со многими из нас Джулиан постоянно шел на конфронтацию, в отношении журналистов этих газет он вел себя на удивление смиренно. Я, конечно, понимаю, что не всегда уместно конфликтовать со средствами массовой информации. Несомненно, упомянутые коллеги обладали куда большим опытом, чем мы. На что мы надеялись? Добыча эксклюзивных сенсационных новостей была их основной специальностью. Нечего было и мечтать о том, что они не попробуют навязать нам свои условия.

Изначально мы планировали все вместе встретиться в Лондоне. Возможно, даже запереться в изолированном подвале для обсуждения материала и запретить кому бы то ни было покидать помещение, как во время экзамена, что уже практиковалось в случае «Сопутствующего убийства».

В одном наши мнения сходились: журналисты ни в коем случае не должны были знать о том, что имеется еще материал, помимо предложенного им. Мы к тому времени успели только мельком взглянуть на полученные нами дополнительные сведения по афганской войне, но уже предполагали, что сидим на бочке с порохом.

Все получилось совсем иначе. Джулиан полетел в Лондон один, от нашей поддержки он отказался. Как выяснилось позднее, коллега из «Нью-Йорк таймс» сразу же объявил, что предпочитает работать в своей редакции. Причем до этого он успел скачать на свой ноутбук не только материалы по Афганистану, но и файлы по войне в Ираке, которых ему никто не предлагал. После чего он сел в самолет и был таков. Это противоречило всем нашим договоренностям.

Дэвид Ли из «Гардиан» взял на себя обязанности координатора. Как мне потом сообщили сотрудники журнала «Шпигель», Джулиан на протяжении всей встречи выглядел измотанным и был постоянно занят работой на своем компьютере.

Вскоре уже и речи не могло быть о том, чтобы держать ситуацию под контролем. Мы с головой ушли в техническую обработку материала. Наши техники трудились день и ночь над преобразованием документов в удобный для чтения формат.

Публикация была назначена на понедельник, чтобы «Шпигель», как еженедельный журнал, мог сохранить свой обычный цикл. В связи с публикацией журнал только внес кое-какие изменения в рабочий процесс: отменил воскресные сигнальные экземпляры для берлинских депутатов и отложил на более поздний срок рассылку электронной версии.

В среду на неделе, предшествующей публикации, в обеденное время я встретился с Марселем Розенбахом и Джоном Гётцем в итальянском ресторане на улице Беренштрассе. Есть мне совсем не хотелось, но из вежливости я заказал какое-то блюдо с макаронами. Пока оба журналиста говорили, я неторопливо наматывал макароны на вилку. Они рассказывали, как хорошо продвигаются дела, а я с интересом наблюдал, как растет клубок макарон на моей вилке.

«А у вас тоже все нормально?» – спросил меня Гётц.

Я набил рот макаронами и кивнул. Вид у обоих журналистов был крайне довольный. А мной почему-то овладело нехорошее предчувствие. Аппетит окончательно пропал, когда они поинтересовались, как продвигаются дела с «процессом минимизации ущерба». Закончили ли мы редактирование?

Я несколько глупо выглядел. Пытался не подавать виду, что меня застали врасплох. Но ведь существует договоренность с Джулианом, что из документов будут изъяты имена и фамилии, прежде чем материал можно будет публиковать в Сети, напомнил мне Розенбах. Это обязательное условие, выдвинутое всеми тремя медиапартнерами.

Я об этом ничего не знал. Имена и фамилии ни в чем не повинных косвенных участников следовало удалить, это было вполне логично, и я не мог с этим не согласиться. К тому времени я уже неоднократно сталкивался с тем, что Джулиан скрывал от меня важную информацию или передавал мне ее слишком поздно. Это иногда ставило меня в щекотливое положение. Вполне возможно, что и на сей раз вся проблема заключалась именно в этом.

Я помчался домой и немедленно связался с техниками и с нашими добровольными помощниками. Работы у них было по горло, но о том, что материал должен быть отредактирован, они слышали в первый раз.

Положение создалось серьезное. Статьи были практически готовы, печатные станки ждали отмашки: останавливать процесс было поздно. Прежде всего журналу «Шпигель» отмена публикации обошлась бы в десятки тысяч евро.

Я заглянул в чат. Джулиан был в Сети, и я спросил его: «Слушай, что там насчет минимизации ущерба?»

В одно мгновение Джулиана не стало. И до конца дня он в Сети не появлялся. Между тем все остальные пытались всеми силами успеть отредактировать как можно больше. Насколько я помню, я за эти пять дней, со среды по понедельник, спал всего десять, ну максимум двенадцать часов. Анке жила с привидением.

При просмотре документов стало ясно, что, даже если убрать все имена, останется контекст, по которому с тем же успехом можно установить личность. Если, например, в документе упоминалось, что один из трех афганцев, взятых в плен в деревне такой-то 25 марта 2009 года, передал информацию американцам, то местный Талибан без особого труда мог вычислить и наказать виновного.

Девяносто тысяч документов! Просто-напросто слишком много. Я уставился на монитор компьютера и не знал, что делать. С необработанным текстом нам было не справиться, нам нужен был веб-интерфейс, который облегчил бы редактирование. Впоследствии наши техники разработали программу, с помощью которой добровольные помощники по безопасному каналу связи могли скачать документы, чтобы их обработать или изъять из них имена. Но для текущего проекта такую программу мы разработать не успели.

Средства информации дали нам решающее указание: выбрать и временно придержать 14 тысяч из 90 тысяч документов. Притом речь шла о рапортах касательно потенциальной угрозы. Эти документы содержали донесения местных жителей, служивших информаторами для вооруженных сил США и предупреждавших американцев о запланированном наступлении или новом складе оружия. В рапортах были названы имена информаторов, которые могли стать легкой мишенью для мести талибов.

В остальных 76 тысячах документов имен было значительно меньше. При последующей проверке их обнаружилось всего около сотни.

Работа была в полном разгаре, когда на следующий день, ближе к вечеру, в Сети опять появился Джулиан, который как раз «собирался сегодня сказать насчет имен». Кроме того, он предъявил нам длинный список срочных дел:

Дж: 1. url завтра стандартизировать.

названия уже стандартизованы kabul war dairies и baghdad war dairies

Дж: 2. афганские документы проверить на возможности идентификации информаторов. это в основном в рапортах об угрозе. работа довольно объемная

Дж: 3. подготовить общий обзор и пресс-релиз

Дж: 3.5. наши внутренние коммуникации стандартизировать, раздать спутниковые пейджеры, если есть, и поддержку silc/irc

Дж: 4. распределительную систему еще раз проверить Дж: 5. в наших версиях базы данных по афг. удалить грифы секретности

Дж: 6. я создал полную версию базы данных sql, которая тоже должна быть подготовлена как архив для скачивания

Дж: 7. отобрать торренты/подготовить архивы Дж: 8. компьютеры для почты должны быть надежными Дж: 9. стандартизировать контакты пресс-службы Дж: все это нужно сделать, иначе провал Дж: а теперь о том, что мы должны сделать, чтобы добиться справедливости

Дж: 10. я вместе с гардиан разработал зондируемый интерфейс на основе системы perl. его тоже нужно подготовить как архив для скачивания (подробнее потом)

Дж: 11. нужно сделать короткий трехминутный видеоклип. у меня здесь есть люди для редактирования, но нужна графика (напр. файлы из google earth)

Дж: 12. у всех [журналистов], кто работал над материалом, нужно взять интервью об их методах работы и о качестве/недостатках материала. минут по 10–20 каждое. без подготовки. с лондоном я все уладил, но нам еще нужны берлин и нью-йорк. это скоростной метод составления путеводителя по материалу и к тому же придаст WL статус делового партнера великой тройки

Дж: 13. пресс-служба должна быть укреплена, и нам нужны люди, которые могли бы осмысленно высказаться по теме (кроме нас самих)

Дж: 14. систему пожертвований нужно проверить и упростить, нужно наладить австралийский почтовый ящик для чеков и проч. и, возможно, указать австралийский банковский счет

В ответ я написал то, что подумали все: «До публикации осталось четыре дня». Мы и без его списка едва справлялись.

Разумеется, в ночь перед публикацией мы готовы не были. «Гардиан» просто без нас вышла в интернет. «Нью-Йорк таймс» была в нерешительности, она не хотела в одиночку публиковать в США этот материал. Сотрудники журнала «Шпигель» звонили мне ежечасно, чтобы выяснить, когда же наши документы будут в Сети. Царил хаос.

Когда процесс наконец был запущен, уже никого не интересовало то, что мы несколько нарушили согласованный порядок действий и отставали от наших медиапартнеров с интернет-публикацией. Насколько я понимаю, внешний мир не имел ни малейшего понятия о наших внутренних проблемах. Никто даже не мог представить себе, какой кошмар предшествовал публикации.

Один официальный представитель Пентагона на пресс-конференции после публикации утверждал, что «у WL теперь руки в крови». Впоследствии оказалось, что ни один информатор не пострадал из-за опубликованных материалов. Как выяснилось позднее, американское Министерство обороны во внутреннем циркуляре классифицировало информацию как неопасную.

Указание изъять из материала рапорты об угрозе мы получили от прессы. Мы так и не ознакомились с содержанием документов, это было дело журналистов. И тем не менее Джулиан перед камерой расхваливал свой «процесс минимизации ущерба».

Наши техники посвятили этому проекту сотни рабочих часов. Они, например, перевели весь материал в формат KML, так что каждый эпизод можно было найти по хронологии в Google Earth. Им пришлось довольствоваться нашей благодарностью в чате.

Последовали всемирные дебаты о том, повредила ли кому-нибудь наша публикация. Содержание практически не обсуждалось, если не считать первой волны средств массовой информации, непосредственно касающейся документов, и второй, в которой другие газеты давали анализ прочитанного материала.

Девизом Джулиана было «прекратить войну». К сожалению, от этой цели мы еще очень далеки. Мы надеялись, что опубликованный материал в корне изменит отношение к военным действиям. Когда все увидят, какая несправедливость царит в Афганистане, люди станут протестовать и требовать от своих правительств прекращения военных действий и вывода войск.

Причиной тому, что проект не дал конкретных результатов и нам не удалось за одну ночь возбудить новую общественную дискуссию о смысле этой войны, послужил, кроме всего прочего, невероятный объем документации. Материал был слишком обширным и слишком сложным, чтобы просто так вступить в дебаты о нем. Кроме того, именно 14 тысяч неопубликованных файлов и были самыми «взрывными». Большинство статей, которые готовили «Шпигель», «Гардиан» и «Нью-Йорк таймс», опирались именно на этот материал. Для наших трех партнеров это оказалось большой удачей, поскольку они обладали исключительным правом пользования этими документами, в то время как их конкурентам приходилось довольствоваться опубликованной частью.

Разумеется, отдельных журналистов глупо обвинять в том, что они стремятся заполучить интересный материал и по возможности исключительные права на него. С большей частью журналистов у меня прекрасные отношения. Но сами методы работы средств массовой информации – погоня за эксклюзивной информацией, постоянные попытки выжать из нас как можно больше, эта смесь назойливого любопытства и любезного высокомерия – нередко действовали мне на нервы.

Я хорошо помню то время, когда мы были никому не известны, когда мне приходилось обзванивать прессу, чтобы привлечь ее внимание к интересному материалу. Когда ни на мои звонки, ни на мои сообщения не отвечали. Большинство журналистов, особенно в Германии, относились к нам, мягко говоря, критически и писали заумные анализы недостатков нашей платформы. Ладно. Некоторые из них изменили свое к нам отношение, когда поняли, сколько с нас можно поиметь сенсаций. Они начинали нас обхаживать. Мне это казалось странным.

В то время в дебатах, вызванных нашими публикациями, WL нередко критиковали за то, что мы якобы выбрали США в качестве главного врага и основной мишени. На земле достаточно других уголков, не менее заслуживающих пристального рассмотрения. И действительно, все крупные публикации 2010 года касались великой державы США.

Причин тому было несколько. Антиамериканизм Джулиана частично основывался на том простом факте, что США играют ведущую роль в большинстве мировых политических конфликтов. При этом в некоторых случаях создавалось впечатление, что США ведут войну из экономических соображений. Особенно важным аспектом было вмешательство во внутреннюю политику других стран. Тем не менее правительства, совершающие преступления по отношению к своему собственному народу, несомненно, заслуживают критики ничуть не меньше.

Это одна из причин. Вторая была довольно банальной – языковой барьер. Никто из нас не владел ивритом или корейским языком. Нередко мы с трудом справлялись и с толкованием содержания документов на английском. Джулиан же не знает ни одного иностранного языка. В то время как он нередко пользовался своим преимуществом англоговорящего во время внутренних дискуссий и, чтобы уйти от неприятной ему темы, пускался в казуистические рассуждения по поводу значения отдельных слов, сам он часто не мог запомнить ни названий зарубежных средств массовой информации, ни имен наших соратников. В одном телевизионном интервью после моего ухода из WL он даже мою фамилию умудрился переврать. Нам понадобилось бы еще больше помощников для переводов, а у нас и с интеграцией помощников для выполнения основных работ были трудности.

Еще важнее была третья, последняя причина: в лице США мы выбрали себе самого крупного противника. Джулиан Ассанж не связывался со слабыми, он желал идти наперекор самой могучей нации в мире. Твое собственное величие измеряется величием твоего врага. Зачем тратить силы на проблемы в Африке или Монголии или на споры с королевским домом Таиланда? Перспектива оказаться в африканской или таиландской тюрьме или на дне глубокой русской реки с привязанной к ногам бетонной плитой выглядела куда менее заманчивой, чем при помощи возбужденных до предела средств массовой информации оповестить мировую общественность о том, что Соединенные Штаты натравили на тебя секретные службы. Это было верным способом попасть в новости.

Основной проблемой, связанной с публикацией афганских «военных дневников», было то, что Джулиан слишком щедро делился материалом с прессой. Это поставило нас в зависимость от выбранных нами партнеров и превратило наши планы держать ситуацию под контролем в жалкий фарс.

Газета «Нью-Йорк таймс», например, не дала в своих статьях ни одной ссылки на WL, видимо боясь конфликта с законом. Но материал по Ираку у нее уже был, поэтому было практически невозможно не привлечь ее к следующей публикации.

В последующие недели газета «Вашингтон пост» выпустила крупный фельетон под названием «Секретная Америка», в котором раскрывалась суть военной и оборонной промышленности. Опубликованные отчеты очень наглядно демонстрировали читателям огромный рост этой отрасли в результате усиления борьбы с терроризмом. Это был превосходный материал. Не знаю, откуда «Вашингтон пост» его получила, но весь репортаж, включая документы и карты, был составлен безупречно, причем силами собственной редакции. Когда они обратились ко мне с просьбой о доступе к неопубликованным 14 тысячам документов, я с радостью приготовился с ними сотрудничать. Мне хотелось таким образом поощрить их за отличную работу. Но Джулиан не допустил этой сделки. «Мы уже договорились с остальными тремя, мы не можем их подвести», – объяснил он.

Сегодня я сожалею о том, что не стал действовать самостоятельно, не взял инициативу в свои руки. Джулиан все равно не придавал особого значения таким понятиям, как договоренности и контракты. Как часто он говорил мне: секрет в том, чтобы не давать другим сбить себя с толку, чтобы самому создавать свою действительность. Кроме того, он сам впоследствии пересмотрел мнимые обещания эксклюзивного права для нашей тройки, в том числе передал афганские документы редакции канала Channel 4, несмотря на все договоренности.

С другой стороны, я не хотел портить репутацию WikiLeaks, не хотел, чтобы мы прослыли ненадежным партнером. Я стоял перед двойной дилеммой, как каждый, кто сам соблюдает правила, но имеет дело с человеком, который признает правила только тогда, когда они его устраивают.

Наши прежние намерения сразу же публиковать имеющийся материал и самостоятельно принимать решения уже казались просто смешными. Пресса распоряжалась нами, как хотела, и мы подчинялись. Они пользовались исключительным правом на материал, в то время как у нас были связаны руки.

Наши техники в кратчайший срок разработали сложную программу, при помощи которой мы могли расширить круг добровольных помощников по принципу «друзья друзей» и подключить их к процессу редактирования. Каждый из них мог при помощи веб-интерфейса получить доступ к небольшой части полного комплекта данных. Таким образом сотни добровольных помощников просматривали и редактировали документы. На каждый документ приходилось как минимум двое редакторов, и каждое изменение в тексте тщательно документировалось. Все шло как по маслу, и вскоре все 14 тысяч документов были приведены в порядок.

Наш с Джулианом конфликт продолжался, в то время как наша повседневная совместная работа шла своим чередом. Я начал переписку в чате с Биргиттой на эту тему, поскольку по-прежнему не понимал позицию Джулиана. Мне казалось, что, как только мы с ним снова найдем общий язык, нам удастся направить WL в нужное русло. В конце июня Биргитта рассказала мне об одном своем разговоре с Джулианом. Он призывал ее мне больше не доверять и называл меня своим «противником».

Д: не вижу в этом смысла

Б: он думает, что все сложнее. что ты его подсиживаешь

Д: что значит сложнее? фигня какая-то

Б: деньги и доверие

Д: да, конечно, ха-ха-ха. что ж, это обговорено со всеми остальными. и все согласны, что это фигня

Б: да, хорошо

Д: единственный, кто этого не понимает, это Дж, но когда-нибудь поймет. я знаю, почему он так думает

Б: надеюсь. и почему?

Д: несколько сделанных мной замечаний. например, относительно денег, один раз мы поссорились, потому что я использовал часть этих денег

Б: он думает, что ты снимаешь большие суммы

Д: но я сказал ему, что, если он не будет мне отвечать, я буду брать деньги на неотложные нужды, потому что деньги на счету в германии – это большей частью моя заслуга

Д: LOL. я снял макс. около 15–20 тыс. с этого счета, и все было потрачено на серверы, которые были нам нужны, и проч., на все 100 % есть чеки

Б: а я все пыталась уговорить его встретиться с тобой и все это обсудить