– Твою мать! – сказал Женька.

– Вот именно! – Юлия хихикнула.

Женька перешел к следующей картине.

– А ты… в ба-а-бо-о-чке!

Юлия, не в силах сдерживаться больше, захохотала. Слезы потекли по ее щекам. Люда растерянно смотрела на Юлию, не зная, плакать или смеяться. Эдик, раскрыв рот, изучал раскоряченную бабу с трехдолларовой бумажкой в руке.

– Все ясно! – сказал, как припечатал, Женька. – Пошли отсюда!

– Отец! – бросился к ним Денис. – Вы куда?

– Спасибо, сынок, нам пора, – процедил сквозь зубы Женька.

– Сейчас приедет пресса, – сказал Денис. – Я бы хотел сняться с родителями.

– Нас ждут, – сказал Женька.

– Спасибо, родной! – Юлия поцеловала сына в щеку. – Прекрасная выставка!

– Тебе правда понравилось? – обрадовался Денис. – Барбара говорит, что это должны увидеть в Америке. Америка не представляет себе всей глубины и народности нашей культуры.

– Правильно, сынок, вези свою выставку в Америку, знакомь американцев с нашей культурой, – Юлия, боясь обидеть сына, с трудом удерживала истерическое желание смеяться. – Так им и надо!

На улице они постояли немного. Темнело. Небо было еще светлым, а внизу уже зажигались уличные фонари. Вечер был мягкий и теплый. Толпа обтекала их, как остров. Женька взглянул на часы. «Машина придет через час двадцать, можем погулять». И они неторопливо побрели вдоль улицы.

– Извините меня, ребята, – сказал Женька. – Ну, балбес! Не ожидал!

– Ладно, забыли! – ответил Эдик. – У них свое, у нас – свое! Я, например, Репина очень уважаю. «Бурлаки на Волге». Или этот, который море все время рисовал, «Девятый вал»! Помнишь, у нас в красном уголке висел?

– Айвазовский, – подсказала Люда.

– Да, Айвазовский! А этих, современных, я не принимаю… Душа не лежит. Как будто издеваются над тобой, за дурака держат.

…Они поужинали в каком-то ресторанчике, куда привез их шофер прокатного лимузина. Эдик и Люда, увидев цены в меню, переглянулись и выжидающе посмотрели на Женьку – может, ошибочка вышла, не туда попали?

Они хорошо посидели тогда. Выставка была забыта, неловкость прошла. Мальчики наперебой вспоминали Саратов, где служили когда-то, давным-давно, в молодости еще. «Эх, жизнь моя, иль ты приснилась мне?» Женька полгода был прикомандирован к госпиталю, числился кем-то вроде нянечки, научился делать уколы и лечить солдатиков от триппера крадеными медикаментами. А однажды, не сумев разыскать дежурного хирурга, зашил рассеченную в драке щеку парню из их части, которого доставил в госпиталь военный патруль. Тот подрался с местными хулиганами. Хирург Кирилл Степанович даже похвалил его за смелость. Шов получился крепкий, но слегка неровный.

– Тебе в медицинский надо было, – сказал Эдик.

– Нет, – отвечал Женька, – мне всегда машины нравились.

– А как же бизнес?

– Случайное стечение обстоятельств.

По дороге домой, когда они уже улеглись в своем купе первого класса и погасили свет, Женька сказал:

– Ну, идиот! А ведь талантливый же, паршивец! Это все из-за американки, она его с толку сбивает. «Фоуклерный артист»! – передразнил он акцент Барбары. – Лапти, бабы, сарафаны!

Они рассмеялись, вспомнив Барбару в сарафане.

– Он еще маленький, – примирительно сказала Юлия, протягивая через проход руку. Их руки встретились, и Юлия так и уснула под мерное покачивание вагона, чувствуя тепло Женькиной ладони.

У Женьки были небольшие руки. Они почти никогда не ходили «под руку», а всегда только держась за руки. Женькины руки были горячими, и даже в мороз он не надевал перчаток. Юлии всегда казалось, что температура тела у Женьки другая, чем у остальных людей, выше на пару градусов.

Денька приезжал на похороны отца – всего на два дня. Во время службы в соборе Святой Екатерины он держал Юлию за руку. У него были небольшие горячие руки, такие же, как у Женьки. И как Женька, сын не носил зимой перчаток…

Женька жил в другом ритме, намного быстрее, чем все вокруг. Жил с перегрузками. Мгновенно принимал решения. Не ходил, а летал. Им ничего не стоило сняться с места и рвануть куда-нибудь на край света, отдохнуть и порыбачить, на день, на два, на неделю. Так они и в Италию попали – случайно, можно сказать.

– Юльця, хочешь в Италию? – спросил однажды Женька, рассматривая на экране телевизора папу римского. К чести ее будь сказано, Юлия всегда была готова лететь за Женькой хоть на край света.

– Хочу! – ответила она, не задумываясь.

Они собирались в Англию, Исландию, Грецию и еще много куда. Теперь без Женьки ей там делать нечего…

«Надо брать все сразу! – подумала она вдруг, опустив взгляд на ладонь человека, накрывшего ее руку. – Потом могут не дать! Женька поймет и простит!»