– Тебе стало плохо, – ответил Алекс. – Хочешь чая?

– Нет! – Юлия закрыла глаза, представив себе кружку с крепким чаем, почувствовала его резкий терпкий запах, и ее замутило. – Нет!

– Тебе больно?

– Горло немного, – Юлия высвободила руку из ладони Алекса и дотронулась до горла.

– Завтра поедем к врачу, – сказал Алекс. – Сегодня уже. Сейчас три утра.

– Мне хорошо, – сказала Юлия. – Уже все прошло. Мне хорошо… тепло…

Она говорила неуверенно, как человек, который забыл слова и теперь мучительно пытается их вспомнить.

Алексу показалось, что она заговаривается. Он поднес к губам ее руку, стал целовать пальцы.

– Не пугай меня, – попросил. – Все будет хорошо, вот увидишь. Ты просто переутомилась. Перелет почти двенадцать часов, смена поясов. Успокойся, родная, все будет хорошо! Все пройдет.

Юлия смотрела прямо ему в глаза, и взгляд ее, казалось, спрашивал: «Ты веришь в то, что говоришь?»

– Глупая, не выдумывай себе ничего! – Алекс старался, чтобы голос его звучал убедительно. – Я думаю, Марик прав, это вирус. Полгорода болеет, – он положил руку на лоб Юлии. – Температуры у тебя нет. Завтра покажемся врачу, я позвоню на работу, скажу, что не приду, и мы с самого утра поедем. Сегодня уже…

Он говорил, боясь остановиться, без пауз, глядя на ее мертвенно-бледное лицо с глубокими тенями под глазами. Юлия опустила веки, соглашаясь. Она лежала неподвижно, боясь шевельнуться, чтобы не вернулось чувство дурноты.

– Это яд, – вдруг произнесла она невнятно, и Алекс не сразу понял, что она сказала.

– Какой яд? – он с испугом смотрел на нее. – Какой яд, Юлюшка? Откуда? Что ты придумала?

– Жук… – пробормотала Юлия. – Жук… помнишь?

– Какой жук? – Алексу стало не по себе. Он склонился над лицом жены, напряженно заглядывая ей в глаза.

– Пирамиды… Там, где пирамиды… И кровь была, помнишь?

– Глупости! – Алекс наконец вспомнил жука и перевел дух. – Две недели прошло! Там нет ядовитых насекомых. Я спрашивал у гида, помнишь?

– Помню. Сашенька! – Юлия всхлипнула. – Я не хочу, я боюсь… А что же тогда?

– Юлюшка, глупая моя! – Алекс покрывал поцелуями ее руки. – Девочка моя, не смей думать об этом, все прошло уже! От жуков или сразу умирают, или живут до ста лет! – он погладил ее по лицу. – Тебе ведь лучше, правда? Вставай! – вдруг приказал он. – Вставай! Пошли, я сделаю тебе… не хочешь чай, я сделаю кофе! Поднимайся! А хочешь, я отнесу тебя?

Он засуетился, пытаясь поднять ее. Ему казалось, что, если она сейчас встанет и пойдет с ним в кухню, все будет хорошо. Мало ли от чего бывает слабость – грипп, простуда, перемена климата!

– Я не могу, – прошептала Юлия, отодвигая от себя его руки. – Не уходи!

…Они лежали рядом. Алекс гладил ее волосы легкими осторожными движениями. Юлия лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к равномерным усыпляющим движениям его руки. Вспоминала сосредоточенно день, когда они поехали в Чичен-Ицу смотреть на пирамиды. Мысленно стояла она перед высокой пирамидой, храмом Кукулькана, со срезанной верхушкой, с угловатыми уступами ребер, по которым два раза в год, двадцать первого марта и двадцать первого сентября, рано утром, около пяти, сбегает на землю вместе с первым лучом солнца пернатый змей Кетцалькоатль. Цль-цль-цль…

Одуряющая жара, звон цикад, пронзительные вскрики птиц, гомон и смех туристов… Пирамида стояла посреди зеленой лужайки, на самый верх вели узкие отвесные ступени. «Подниматься нужно по диагонали», – объяснил гид и легко побежал наверх, челноком снуя между ребер пирамиды. Юлия сидела на плите белого известняка в скудной тени молодых платанов. Серо-зеленая игуана, раздувая горло, застыла на солнце совсем рядом – протяни руку, и дотронешься до шипастой спины. К Юлии подошел низкорослый майя, молодой, смуглый, приветливо улыбаясь, предложил купить древний календарь. Он раскрыл папку и показал ей календари, нарисованные бледными акварельными красками на желтоватой бумаге, рыхлой и неровной, сделанной из маисовых стеблей по рецептам тысячелетней давности. Он предлагал купить два листа – один собственно календарь, а другой – дата ее рождения, выполненная майянскими иероглифами. Нужно оформить заказ, заплатить деньги и на выходе из заповедника забрать листы. Деньги пойдут на содержание памятников и музея. А рисунки нужно повесить в спальне, они создадут хорошую ауру…

– Юлечка? – Алекс перестал гладить ее волосы, приподнялся на локте, прислушиваясь к ее словам.

– Майя… – сказала Юлия. Мысль была неоформившаяся, неясная, ускользающая, как сон утром, когда еще помнятся картинки, но логические связи уже растаяли. – Майя!

– Все будет хорошо, – уже в который раз повторил Алекс и подумал, что слова эти похожи на заклинание.

Он угрюмо рассматривал измученное лицо Юлии, бледное, несмотря на загар, чувствуя беспокойство, неуверенность и страх. Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами, и ему вдруг показалось, что она умерла. Холодок пробежал у него вдоль спины, он схватил ее за плечо и тряхнул. Юлия открыла глаза, и Алекс с облегчением перевел дух.

– Чья очередь идти за коктейлем?

– Моя!

Юлия поднялась с шезлонга и, зная, что Алекс наблюдает за ней, напрягла зад, развела руки в стороны и, осторожно ступая, утопая по щиколотки в белом сверкающем песке, пошла к бару под голубым тентом, расписанным полосатыми сине-желтыми рыбами Карибского моря. Она чувствовала, что держится неестественно, была противна сама себе, но ничего не могла с собой поделать. Она знала, что Алекс смотрит ей вслед, и многое бы дала, чтобы сбросить хотя бы лет десять…