– Монах, ты совсем двинулся! Кто предложил? Марат?

– Не обязательно. Я не знаю кто. Я даже не знаю, был ли это чай! Может, кофе. Это неважно. Хотя отравители больше любят чай или коньяк, как пишут в детективных романах.

– А что важно? – спросил обалдевший Зажорик.

– А важно – «кому выгодно». Мы с тобой это уже обсуждали. Делает тот, кому выгодно, как говорили древние. Супруге, Марату, конкурентам. Возможно, были еще желающие!

– Ты, Монах, со своими грибами совсем двинулся! Если бы его отравили, то при вскрытии это обнаружилось бы! Там же делают всякие анализы… И может, он вообще таблетки не принимал! Не успел – стало плохо, потерял сознание. И нечего тут играть в детектива! Из романа… Надо же!

– Ты меня не слушаешь, Жорик! Есть алкалоиды, которые не оставляют следов, мы это уже обсуждали. Хотя… – он задумался на миг. – Может, и не успел. Не знаю, может, ты прав. Но гипотетически… ты же понимаешь, что я тоже могу быть прав? Гипотетически? В принципе?

– Ну… можешь, – не мог не признать Зажорик. – В принципе, все могут. А доказательства?

– Доказательств нет, разве что умозрительные. Ладно, Жорик! На том и закончим… пока. А что тебе снилось? – переключился Монах.

– Не помню, фигня какая-то… пустыня, кактусы… – напрягся Зажорик. – Вроде я снова в Штатах. Не помню. И стук в двигателе…

– Это я стучал! Думаю, сейчас Эдик опомнится, надо делать ноги!

– Эдик?

– Охранник!

– Ты его… что? – испугался Зажорик. – Вырубил?

– Мы же не на Диком Западе, Жорик. Он задремал, и я не хотел его тревожить, пусть отдохнет. У него работа трудная.

– Шаманишь?

– Шаманю, – согласился Монах. – Но исключительно для пользы дела.

– Но там же камеры, ты все равно засветился!

– Да кто это кино будет смотреть? Никаких ЧП, ничего не вынесли, никого не убили, все на месте…

Конверт был самый обычный, тускло-голубой, на бледной марке – лунные кратеры, какая-то космическая техника. Адрес написан печатными буквами. Для Ю.П. Литвиной. Обратного адреса нет, отчего письмо кажется голым. Юлия повертела конверт в руках, надорвала сбоку, вытащила сложенный вчетверо листок, развернула.

«За деньги, оставленные покойником, можно купить много полезных вещей, в том числе и молодого любовника. Стареющие бабы падки на молодую плоть. А проституток мужского пола ничуть не меньше, чем женского.

Всех благ,

Благожелатель».

Черные печатные буквы, такие же, как на конверте. Юлия опустилась в кресло прямо в прихожей, глубоко вздохнула, стремясь унять бешено колотящееся сердце.

Еще раз пробежала глазами по строчкам. Выделила одну – о «стареющих бабах» – и зацепилась за нее взглядом. Стареющие бабы… Юлии казалось, будто ее ударили по лицу. Задели походя. Несильно смазали рукой, но скулы загорелись. Тот, кто ударил, остановился, обернулся и теперь смотрит на нее с жадным и злобным любопытством.

Она сидела, бессмысленно глядя на лиловые цветы на обоях. Что делать? Куда бежать? Кому жаловаться? Некуда. Некому. Она ни за что не покажет эту подметную грамоту Алексу. Все равно он ничем не поможет. Она скомкала листок в кулаке. Поднялась с кресла и пошла в кухню. Зажгла газ, сунула листок в синевато-оранжевое легкое пламя и держала там, пока от него не остался лишь пепел. Она чувствовала себя вывалянной в грязи и больной от той ненависти, которой дышало письмо. «Словом можно убить, – подумала она. – Меня убили».

Зазвонил телефон. Юлия вздрогнула и подумала: а вдруг это тот, который написал письмо? Это вполне могла быть и «та», и, подумав «тот», она вовсе не имела в виду пол благожелателя, а только подлое безликое существо, старательной рукой изобразившее печатные буквы. Телефон звонил и звонил, а Юлия не решалась взять трубку. Ей было страшно. Наконец она заставила себя подойти к телефону.

– Юлька!

С облегчением она услышала Иркин голос.

– Ты дома?

– Ирочка, как хорошо, что ты позвонила! Мы вернулись вчера вечером, почти ночью. Хочешь – приходи!

– Хочу! Ты мне только скажи, у вас все нормально?

– Все хорошо!

– А то голос у тебя какой-то нехороший!

– Просто не выспалась.

– А где Алекс?

– На работе.

– Правильно, мужик должен работать. Сейчас приеду. Знаешь, мне тебя очень не хватало, – вдруг призналась Ирка. – Такая тоска смертная, не передать! И погода мерзкая. Хляби разверзлись и никак не сверзнутся обратно!

– У тебя все в порядке? – Ирка пытливо вглядывалась в лицо Юлии.