Легкого внимания и нескольких добрых слов было вполне достаточно, чтобы Элси смирилась даже с постной едой, и она ела все с радостным настроением. Но постная еда стала ее постоянным блюдом, в то время как ласки и добрые слова больше не повторялись. И хотя она подчинилась совершенно безропотно, но не могла иногда удержаться от того, чтобы голодными глазами не посмотреть на кофе и горячие булочки с маслом, которые очень любила. Элси старалась быть довольной, повторяя про себя: «Папа лучше знает, и я должна быть довольна тем, что он мне дает».

— Элси, ну разве не замечательно, что твой папа наконец дома? — Однажды услыхал мистер Динсмор, как Артур говорил девочке насмешливым тоном. — Ведь очень приятно жить на хлебе и на воде, правда?

— Я не живу на хлебе и на воде, — слегка возмущенно ответила Элси. — Папа всегда разрешает мне пить молоко и сливки, и есть фрукты, сколько я хочу. Или даже я могу есть яйца или сыр, или мед, или еще что-нибудь, кроме мяса и горячих пирожных, и масла, и кофе. Да и не лучше ли жить без всего этого всю свою жизнь, чем лишиться папиной любви? Да и кроме того, ты знаешь, Артур, что за обедом я могу есть мяса столько, сколько захочу.

— Ха! Это все сказки! Я бы ничего не дал за ту любовь, которую ты получаешь от него, — насмешливо произнес Артур.

Со стороны Элси послышалось что-то наподобие всхлипывания, и когда отец поднялся и подошел к окну, то заметил только, как мелькнуло и исчезло на дорожке в сад ее белое платье.

— Что это значит, сэр, зачем ты дразнишь Элси таким образом? — сердито обратился он к Артуру, который все еще стоял там, где девочка оставила его прислонившимся к одному из столбов крылечка.

— Я только хотел немножко поразвлечься, — упрямо ответил мальчик.

— Вот как, сэр? Я не одобряю подобных развлечений, и пожалуйста, в будущем оставь ребенка в покое, — многозначительно сказал старший брат, возвращаясь опять к газетам.

Но почему-то интерес к газетам пропал. Ему казалось, что он все еще слышит это всхлипывание. Перед ним то и дело вырисовывалось маленькое, мокрое от слез личико девочки, чувства которой были так безжалостно ранены.

В это время зазвенел школьный звонок, мистер Динс-мор отбросил газеты, вытащил из кармана маленькую карточку, что-то написал на ней и, подозвав слугу, сказал:

— Отнеси это мисс Дэй.

Элси сидела за своим столом и занималась уроками, когда вдруг вошел слуга и протянул гувернантке карточку. Мисс Дэй взглянула не нее и сказала:

— Элси, тебя ждет отец, можешь идти.

Элси поднялась в трепете неизвестности и вышла из класса, гадая, для чего папа может ее вызывать.

— Ты не видела папу, Фанни? — спросила она служанку.

— Он в гостиной, мисс Элси, — последовал ответ, и она торопливо направилась туда.

Когда она входила, он протянул к ней руки и с улыбкой сказал:

— Иди ко мне, доченька.

Впервые в жизни он так обратился к ней, и сердце ее просто запрыгало от радости.

Она подскочила к нему, а он, ласково взяв ее за ручку, другой рукой чуть-чуть отклонил ее головку назад и внимательно посмотрел ей в лицо.

Оно сияло, но на нем все еще видны были следы от слез.

— Ты плакала? — спросил он дружеским тоном. — Я боюсь, что ты занимаешься этим гораздо чаще, чем необходимо. Это детская привычка, и ты должна постараться от нее избавиться.

Маленькое личико болезненно покраснело, а глаза опять наполнились слезами.

— Ну вот, — сказал он, поглаживая ее по голове, — ты опять за свое? Я хочу поехать в Ион, где живет твой друг мистер Травилла, чтобы провести день там, не хотела ли бы доченька поехать со мной?

— Ох, папа, очень даже! — восторженно ответила она.

— Но там нет маленьких детей, — продолжал он, улыбаясь, — никого больше, кроме мистера Травиллы и его матери. Но я вижу, что ты хочешь поехать, поэтому беги и попроси тетушку Хлою приготовить тебя. Скажи ей, что я хочу, чтобы ты была одета очень красиво, а экипаж будет у дверей через полчаса.

Элси стремительно бросилась к себе исполнять его просьбу, лицо ее просто светилось от счастья. В назначенное время она вышла из комнаты такой очаровательной, что отец невольно залюбовался ею с нескрываемой гордостью. Поднимая ее и сажая в экипаж, он не мог удержаться, чтобы не поцеловать свое сокровище.