Въ это время Мартынъ, растерявшійся было въ первую минуту при вид такого блестящаго общества, разомъ подтянулся.

— Не осрамиться бы теперь! — мысленно произнесъ онъ. Онъ вспомнилъ о поклонахъ, которымъ училъ его утромъ черномазый итальянецъ, и тутъ-же ршилъ воспользоваться его урокомъ. Онъ выпрямился, какъ стрла, потомъ изогнулся, точно желая переломиться на двое и, что было силъ, подпрыгнулъ впередъ.

Одна изъ близко стоявшихъ дамъ пронзительно взвизгнула, такъ какъ Мартынъ, шлепнувшись во всю длину, растянулся плашмя на ея нарядномъ шлейф. Шлейфъ трещалъ, грозя оторваться, а Мартынъ все запутывался и запутывался въ немъ среди цлаго облака кружевъ, лентъ и волановъ.

Дама чуть не упала въ обморокъ при вид того, какъ въ разныя стороны летли клочья ея кружевъ и лентъ… Двое придворныхъ вельможъ кинулись къ ней на выручку и освободили ее наконецъ отъ барахтавшагося руками и ногами на подол ея платья мужичка-графа.

Почувствовавъ себя на свобод, Мартынъ, нимало не сконфуженный своей первой неудачей, быстро оглянулся кругомъ и вдругъ громко, радостно крикнулъ:

— Гляди-ка, Ваня! Вонъ стоитъ наша матушка!

И, со всхъ ногъ кинувшись къ Скавронской, (которую онъ только теперь узналъ), онъ повисъ у нея на ше.

— Я узналъ тебя! Я узналъ тебя! — кричалъ онъ неистово, оглушая всхъ близстоявшихъ своимъ звонкимъ, сильнымъ голосомъ. — Я сразу тебя узналъ, матушка, несмотря на то, что ты въ этомъ богатомъ наряд очень измнилась съ тхъ поръ, какъ я пасъ свиней въ Дагобен!

— Тише! Тише, сынокъ! — прошептала въ испуг Скавронская, услыша насмшливый шопотъ за своими плечами.

— Зачмъ тише? Почему тише? — ничуть не понижая своего голоса, прокричалъ Мартынъ. — Разв тутъ есть что-нибудь дурное, что я былъ свинопасомъ и кормилъ тебя съ братомъ посл того, какъ отъ насъ увезли отца?

— Тутъ нтъ ничего дурного, малютка! — послышался ласковый голосъ полной дамы, — и только длаетъ теб честь, что ты своимъ трудомъ помогалъ твоимъ близкимъ. Молодецъ!.. Когда императрица узнаетъ объ этомъ, она наградитъ тебя…

— Ахъ, нтъ! — искренно вырвалось изъ груди мальчика.

— Какъ нтъ? — нахмуривъ свои темныя брови, спросила полная дама.

— Да за что же меня награждать? — отвтилъ Мартынъ. — Я люблю матушку и Ваню и работалъ на нихъ, потому что кто-же прокормилъ-бы ихъ безъ меня?.. Значитъ, награждать меня не за что…

— Милый графчикъ, — сказала полная дама, — государыня настолько добра, что всегда награждаетъ добрыхъ, хорошихъ людей.

— О, она вовсе не добрая! — вскричалъ Мартынъ съ невольной горячностью, — совсмъ она не добрая, а жестокая…

При этихъ словахъ Мартына ужасъ выразился на лицахъ всхъ присутствующихъ въ комнат.

И не усплъ онъ докончить своей фразы, какъ вокругъ воцарилась полная тишина… Замолкли нарядныя дамы, замолкли вельможи, остановились, словно замерли на мст, лакеи, то и дло сновавшіе позади гостей.

Марія Скавронская, блдная какъ смерть, бросилась къ сыну и какъ-бы заслонила его отъ готоваго обрушиться удара.

И только одинъ человкъ въ этомъ, наполненномъ гостями, зал остался невозмутимъ. Красивая полная дама сохранила свою спокойную позу. Ея кроткое милое лицо казалось снисходительнымъ попрежнему. Глядя съ улыбкой въ юное энергичное личико Мартына, она спросила:

— Почему-же ты находишь государыню недоброй? На какомъ основаніи ты называешь ее жестокой? Чмъ заслужила твое неудовольствіе царица?

На одну минуту оживленное лицо Мартына приняло грустное, мрачное выраженіе.

— Царица велла увезти отъ насъ нашего батюшку, разлучила его съ нами, — произнесъ онъ печальнымъ голосомъ, — хотя батюшка ни въ чемъ и не провинился… А разв она поступила бы такъ, если бы была добрая?

Лицо полной дамы нахмурилось. Долгимъ серьезнымъ взглядомъ она посмотрла на стоявшаго передъ нею мальчика и задумчиво произнесла:

— Прежде, чмъ осуждать кого-нибудь, мой милый, надо хорошенько узнать его… А ты вдь никогда и не видлъ еще государыни?

— Никогда не видлъ! — чистосердечно сознался Мартынъ.

— Ну вотъ, когда увидишь ее, то поймешь, что она далеко не такая злая, какъ ты о ней думаешь.

И, сказавъ это, она подала знакъ рукою.

Въ тотъ же мигъ изъ толпы придворныхъ словно вынырнулъ высокій, видный вельможа съ золотымъ жезломъ въ рукахъ. Онъ ударилъ три раза объ полъ своею палицей и провозгласилъ на всю горницу:

— Кушать подано! По приглашенію ея величества, государыни императрицы, приглашаю всхъ ссть за столъ!