которым у

меня совершенно особые отношения" (ибо это именно то, чему учит их

Враг,

если мы не будем бдительны), а "тот, которого я могу разорвать в

клочья,

если захочу". Что же касается другого конца шкалы, мы приучаем

людей

говорить "мой Бог" в смысле, не совсем отличающемся от "мои сапоги", то

есть

имея в виду "Бога, к Которому я взываю на богослужениях" или "у

Которого я

так хорошо устроился".

А смешнее всего, что "мое" в полном смысле слова человек не

может

сказать ни о чем! В конце концов отец наш или Враг

скажут "мое" обо всем существующем, в особенности -- о каждом

человеке.

Не беспокойся, они еще узнают, кому принадлежит их время, их души и тела,

– -

уж в любом случае не им. В настоящее время Враг с присущим Ему

педантизмом

говорит "Мое" на том основании, что Он все сотворил. Отец наш надеется

тоже

в конце концов сказать "мое" обо всем, но по более реалистической причине

– -

потому, что мы победим.

Твой любящий дядя Баламут.

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ

Мой дорогой Гнусик!

Итак, твой подопечный влюбился, причем наихудшим для нас образом, и в

девушку, даже не упомянутую в списке, который

ты прислал. Тебе, вероятно, интересно узнать, что

маленькое

недоразумение между мной и тайной полицией, которое ты старался создать

по

поводу некоторых неосторожных выражений в одном из моих писем, теперь

позади. Если ты надеялся таким образом подсидеть меня, ты просчитался.

Ты

поплатишься за это, как и за все остальные свои ошибки. А пока я

прилагаю

небольшую брошюру, только что изданную и посвященную новому

исправительному

дому для нерадивых искусителей. Она богато иллюстрирована, и ты не

найдешь в

ней ни одной скучной страницы.

Я отыскал досье этой девушки и в ужасе от того, что обнаружил. Она

не

просто христианка -- она из самых гнусных! От-

вратительная, подлая, глупо-улыбчивая, скромная, молчаливая, тихая

как

мышка, ничтожная как мокрая курица, девственная, истое дитя! Какая

гадость!

Меня просто тошнит. Ее досье читать просто противно. С ума сойти, до

чего

мир испортился. В прежние времена мы послали бы ее на арену, на

растерзание

зверям. Такие, как она, только на это и годятся. Правда, от нее и там

было

бы мало пользы. Она -- двуличная обманщица (знаю я тихих): вид такой, будто

готова упасть в обморок при виде капли крови, а умрет, гадюка, с улыбкой

на

губах. Да, законченная обманщица -- выглядит строгой, а сама

полна

остроумия. Она из тех, которым даже я мог бы показаться смешным!

Мерзкая,

бесцветная, маленькая жеманница, а готова броситься в объятия этого

болвана

при первом же зове. Почему Враг не поразит ее хоть за это, если Он уж

так

помешан на девственности, чем смотреть и улыбаться?

В глубине души Он гедонист. Все эти посты и бдения, костры и кресты

– -

лишь фасад. Пена на морском берегу. А на просторе Его морей --

радость и

снова радость. И Он даже этого не скрывает. В Его деснице, видите ли, вечное

блаженство. Тьфу! Мне кажется, тут нет и намека на ту высокую и

мрачную

мистерию, до которой мы восходим в Мрачном Видении. Он вульгарен, Гнусик! У

Него буржуазная душа. Он заполнил весь мир, весь Свой мир Своими

же

радостями. Люди целый день занимаются тем, что отнюдь не вызывает у

Него

возражений: купаются, спят, едят, любят друг друга, играют, молятся,

работают. Все это надо исказить, чтобы оно пошло на пользу нам. Мы

трудимся

в крайне невыгодных условиях. Ничто естественное само по себе не работает

на

нас. (Однако это не извиняет тебя. Я вскоре собираюсь за тебя взяться.

Ты

всегда ненавидел меня и дерзил когда только мог.)

Потом твой подопечный, конечно, познакомится со всей семьей этой

девицы