— Может быть, вы вспомните, какого цвета у него волосы?

— Такие… мышиные.

— Ближе к каштановым или к русым?

— Да. Что-то вроде.

— Мышино-русые?

— Да, вроде того.

— Он высокий или низкий?

— Не слишком высокий.

— Но высокий.

— Не очень.

— Выше меня?

— Встань-ка, я посмотрю… Да! Ты ведь тоже не очень высокий.

— Есть у него усы или борода?

— Нет.

— А очки?

— Рита! — окликнула миссис Делпорт пожилую служанку, которая стояла у плиты и помешивала в большом тазу инжирное варенье. — Он носил очки?

— Нет, миссис, очков я не припомню.

— Нет, — сказала Джекки Делпорт, — очков он не носит.

Сержант Солли вздохнул:

— Тетушка, а его машина?..

— Не знаю.

— Вы говорили, что она у него светится…

— Ну да.

— То есть серебристая?

— Рита, машина у него серебристая?

— Да, миссис, серебристая такая.

— Серебристая, — повторила Джекки Делпорт. — Плоская.

— Спортивная машина?

— Нет, спортивной я бы ее не назвала. Ну, такая, знаешь… плоская, в общем.

— Германская, — сказала Рита.

— Германская, говоришь? — переспросила миссис Делпорт.

— Да, миссис… Германская.

— То есть немецкая? — с надеждой уточнил сержант Солли.

— Да, — ответила Рита.

— БМВ?

— БМВ — германская машина?

— Да.

— Тогда, наверное, БМВ.

— Тетушка, вспомните еще что-нибудь! Ну, пожалуйста!

Миссис Делпорт задумалась, а потом спросила:

— Что он натворил в Кейптауне?

— Стрелял в полицейских. Разве вы, тетушка, не смотрите телевизор? Стрелок Соломон…

— Как по-твоему, неужели у нас есть телевизор?

— Да нет, тетушка, я ведь только так…

— Здесь сигнал не ловится. Дядюшка Хеннинг все собирался купить спутниковую тарелку. Представляешь? Платить шестьсот рандов в месяц за то, чтобы смотреть, как там бегают голышом и сквернословят. Целых шестьсот рандов! Я сказала: «Нет».

— Понимаю, тетушка.

Джекки Делпорт бросила еще одну инжирину в большое белое эмалированное блюдо и вдруг встревоженно прищурилась:

— Стрелял в полицейских, говоришь?

— Да, тетушка. Одного насмерть убил. А остальных тяжело ранил.

— Зачем?

— Мы не знаем.

— Нехорошо он поступил, сынок.

— Знаю, тетушка.

— Какой он нехороший! Зачем убивать полицейских? Они ведь тоже зарабатывают себе на хлеб, как и все прочие.

— Да, тетушка.

— Рита…

— Что, миссис?

— Пожалуйста, выйди ненадолго!

— А как же варенье, миссис? Его надо постоянно помешивать!

— Тетушка… — взмолился Солли Барендс, помня о том, как дорога им каждая минута.

— Помолчи-ка, сынок, — сказала Джекки Делпорт и с трудом встала. — Рита, ты выйди ненадолго, а варенье помешаю я.

— Хорошо, миссис.

— Закрой дверь.

— Хорошо, миссис.

— И не стой там и не подслушивай!

— Не буду, миссис.

Миссис Делпорт подошла к плите и принялась помешивать варенье.

— Подойди-ка поближе, сынок, — заговорщически прошептала она.

Сержант подошел к ней.

— Подними руку.

— Зачем, тетушка?

— Подними правую руку, говорю!

Солли Барендс поднял правую руку.

— Теперь повторяй за мной: «Клянусь жизнью матери…»

— Клянусь жизнью матери…

— Что никому не расскажу то, что сейчас услышу.

Сигнал то появлялся, то пропадал. Голос сержанта Солли Барендса все время прерывался из-за помех.

— Тетушка велела… поклясться матерью… с Потгитером. Много лет… кто бы мог…

— Солли! — позвал Гриссел, но ответа не получил. — Солли, вы меня слышите?

— …кан.

— Солли, остановитесь! Если слышите меня, встаньте там, где есть сигнал.

Шли секунды. Из динамиков слышался только треск помех.

— Уехал, — сказала разочарованная Мбали.

— Ну что, капитан, теперь вы меня слышите?

— Да, — ответил Гриссел. — Повторите, пожалуйста, то, что вы говорили раньше. Мы вас не поняли.

— Хорошо… Тетушка сказала… Слышите?

— Да, теперь слышим.

— Капитан, тетушка заставила меня поклясться жизнью матери, что я никому ничего не скажу. Но мама все поймет, ведь речь идет о жизни и смерти.

— Солли, что она сказала?