Шрифт:
Афанасий смутился.
— Эээээ… Прошу входить!
Он повёл гостя вглубь сада.
Глава 3 Прямиком из дворца
Под яблоней картина не сильно изменилась: Сергей Петрович по-прежнему сидел у стола, хотя уже и прибранного, без самовара, а Антонина Фирсовна стояла над ним, яростно подбоченясь. Увидев зашарпанного капитана, она воскликнула:
— Это ещё что за фигура?!
Супруг искренне обрадовался перемене разговора.
— Не видишь — служивый к нам в гости пожаловал! Небось устали, проголодались?
Капитан пожал плечами.
— Есть немного… Извините за внешний вид: я тут вздремнул в овраге чуток, прежде чем к вам ломиться, оттого и помятый весь, соломой пооблип…
Поймав испуганный взгляд хозяйки, метавшийся от стоптанных сапог к кривой фуражке и обратно, гость добавил:
— В дороге предпочитаю маскироваться, не шиковать, чтобы не ограбили. Да и ощутить на своей шкуре, что есть жизнь в деревне, вдали от городских удобств и удовольствий, не мешает. Вот, я вырядился простачком и бедолагой, исполняю собственное послушание, данное себе самому, как в монастыре дают послушание монаху, хожу пешком, обдуваемый ветрами, поливаемый дождями, хотя дома, в Петербурге, два богатых выезда имею… Пару вороных, гривастых, с кованой упряжью… А также тройку беленьких, ещё более гривастых, с лентами и бубенцами — на зиму…
На Антонину Фирсовну такие речи почему-то не подействовали, она продолжала гневно двигать бровями.
— Не сомневайся, мать, — пришёл на выручку военному бродяге хозяин усадьбы. — Я в своё время насмотрелся на ряженых, вплоть до фельдмаршалов. Высокие чины сами не свои до переодеваний, их хлебом не корми — дай позаигрывать с беднотой…
Болотников-старший подмигнул вояке. И ещё пару жестов исполнил, как бы давая понять, что мундир и сапоги в человеке не главное. Однако же сомнение и в его очах сквозило, такое ведь не спрячешь.
Заметив это, гость украсил свой рассказ новыми подробностями.
— Сам-то я не фельдмаршал, вы правы. Но к фельдмаршалам вхож! Вы не поверите, меня недавно выбрали главою попечительского комитета — за мои военные заслуги.
— О ком печётесь? — снова хитровато подмигнул отец-Болотников.
— О ветеранах! — нимало не смутился гость. — Молодые инвалиды тоже к нам приходят, но под них не выделены средства. Нам не выделены…
— И велики ли суммы? — оживилась мать-Болотникова.
— Громадны! Несусветны! Один дворец чего стоит…
— Какой дворец? — ещё пуще взбодрилась хозяюшка, наконец-то перестав шевелить бровями.
— Ясно какой: благотворительный! А где по-вашему должны происходить приёмы? Ведь и государь их навещает, приносит суммы лично, благодетельствует…
Антонина Фирсовна вконец размякла.
— Простите… Как вас звать-величать?
Капитан встряхнулся.
— Штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьич!
Сергей Петрович возликовал.
— Присаживайтесь, расскажите, что ещё хорошего в мире, а то газеты к нам приходят, самое малое, через месяц!
Гость изобразил глубочайшее потрясение:
— У-у-у-у-у! Через месяц! В столице за месяц такое случиться успевает, что вам и за год во всём этом не разобраться…
Мадам Болотниковой стало стыдно.
— Выходит, вы и правда из столицы…
— А как же! Всеобязательнейше оттуда! Я там давно живу…
Подойдя к воротам и услышав голос капитана, Пётр Сергеевич затаился в приоградных кустах. Увидев его, гость определённо сменил бы фабулу рассказа. Антонина Фирсовна, меж тем, распорядилась:
— Афанасий! Ступай, скажи на кухне, что я велю принести ещё один прибор!
— Слушаюсь, матушка барыня!
— Сейчас будем чаёвничать по-царски, по-столичному! — воскликнула хозяйка дома. Казалось, она вот-вот облобызает гостя. Тот, судя по всему, был не против. Почесавшись и приосанившись, он изрёк:
— Вот, думал-думал и решил: навещу-ка я однополчан, живущих в непролазной глуши, а заодно и выведаю, не надо ли им чего. Как я уже сказал, в Санкт-Петербурге у меня большие связи, вплоть до Зимнего дворца! Вплоть до Смольного!
Афанасий, едва вернувшись с кухни с дополнительным прибором, вновь получил задание.
— Принеси фарфоровые чашки из буфета в гостиной, — приказала барыня.
Садовник, пригнув шею, повиновался.
Через несколько минут стол под яблоней украсился китайским разноцветьем, которое выгодней всего смотрится на белой скатерти.
Петру Сергеевичу, пропустившему ужин и порядком проголодавшемуся, всё же, больше хотелось спать, нежели есть. Потому и пошёл к себе — на второй этаж.