Все разрешилось совершенно неожиданно, когда новым начальником Виктора стал Геннадий Владимирович, для которого эта должность стала понижением по служебной лестнице. А случилось это потому, что «погорел» начальник на любовном фронте. Его секретарша начала качать права и решила дать понять о своем существовании супруге Геннадия Владимировича. Дамочки поцапались… И обозленная законная жена накатала на своего муженька «телегу» на службу о его «моральном несоответствии занимаемой должности».

— Все бабы — сволочи и дуры, — делился как-то своими размышлениями о жизни Геннадий Владимирович с Виктором. — Моя благоверная решила меня наказать, а наказала себя… Мы ведь в Италию должны быть ехать на пять лет. Вопрос был уже решен. А теперь меня в Афган посылают… Думаю, больше года я там не задержусь. Приеду — разведусь с этой дурой. Баб, что ли мало, которые мечтают за дипломата выйти замуж? — сказал он и засмеялся.

Виктор невесело усмехнулся, соглашаясь с начальником, и поинтересовался, не знает ли тот, кого прочат на освобождающееся через пару месяцев кресло. Конечно же, коллега по работе все знал. И был это отнюдь не Виктор.

— Да не бери ты в голову, — сказал Геннадий Владимирович своему явно помрачневшему подчиненному. — А хочешь, поедем в Афган вместе? Веселее будет, я все быстро устрою.

— Надо подумать, — ответил Виктор.

Ответил так, конечно, для приличия. «А думать тут нечего, — размышлял он, — перекусывая в министерском буфете, — надо ехать, чтобы сдвинуться с мертвой точки».

Виктор прекрасно понимал, что его новый начальник, имеющий связи в ЦК, долго там не задержится. А Виктора эта поездка устраивала. Она позволяла на неопределенное время ослабить семейный узел. Виктор не сомневался, что Мила в эту страну ехать не захочет. К тому же, сама ситуация в этом воюющем государстве допускала отсутствие супруги. И это его очень устраивало.

Так вот и уехал Виктор в воюющую мусульманскую страну, заклейменный Милой как «неудачник, который столько лет просидел в своем МИДе, но так и не высидел ничего приличного»… И это, надо заметить, были далеко не самые обидные и грубые ее слова. Так вот и воцарился худой мир в этой семье. На расстоянии все немного успокоилось. Виктор обеспечивал семью материально, привозил разные подарки, наезжая в отпуск один раз в году, и выглядел хотя и не любящим мужем, но зато заботливым отцом. Во время отпуска почти все время проводил с дочерью, стараясь компенсировать свое отсутствие отцовской любовью. Мила также успела оценить некоторые преимущества своего нового положения и постепенно в него втянулась. Она ощущала себя не женой дипломата, а, скорее, женой капитана дальнего плавания. В конце-концов, один месяц в году можно было быть сдержанной, заботливой и даже ласковой, как того требовало положение жены, долго не видевшей мужа.

«Да куда он денется, даже если решит пофлиртовать: ведь в очереди на квартиру стоим, — рассуждала она. Да куда он денется, бабы в посольстве все при мужьях»…

Ее ошибка состояла в том, что она считала, что все уже нормализовалось и «устаканилось» как бы само собой. Вот именно: как бы… А совсем неглупый и скрытный Виктор, оказывается, всего-навсего ей подыграл, чтобы Мила не устроила бурю раньше времени.

«Погасали свечи, погасли свечи», — прилипчивая фраза стучала в висках.

— Ну и что из этого? Можно подумать, что все вокруг живут только по безумной любви, — сказала Мила с раздражением, глядя на спящего Виктора.

Она встала с кресла и вышла на балкон, чтобы глотнуть свежего воздуха. Город еще не спал. Мила мельком глянула на свою руку с красивыми золотыми часиками — давним подарком мужа — и обнаружила, что даже полночь еще не наступила. Женщина поднесла к уху часы, думая, что они остановились и показывают неверное время. Но потом вспомнила, что Виктор уснул, когда еще было светло за окном.

— Как же я устала, — проговорила женщина тихо, — пора и мне прилечь, — ведь надо еще пережить его пробуждение…

Она легла на тахту в халате, не укрываясь. Было душно. И сон бежал от нее. Мила вставала, глотала пилюли валерианы. Потом вставала пить. Потом — пару раз выходила на балкон. Потом, как ей казалось, впала в полузабытье, из которого ее вывел шум льющейся в ванной воды.

Мила открыла глаза с омерзительным ощущением человека, промаявшегося бессонницей всю ночь, уснувшего, наконец, под утро, но вскоре разбуженного. Она тупо посмотрела на часы, висевшие на стене: они показывали без четверти пять. Женщина с досадой поняла, что проспала пробуждение Виктора: ведь ей надо было хотя бы «для приличия» прилечь с ним «валетом» или сидеть на диване рядом и ждать, когда он проснется. Ее знобило от бессонной ночи и от свежего утреннего воздуха, проникавшего через открытую балконную дверь. И еще — очень сильно тошнило. Мила подложила вторую подушку под голову и устроилась на тахте полусидя.

В комнату вошел Виктор в джинсах и с полотенцем на плечах. Не взглянув даже на Милу, подошел к дивану, на спинке которого лежала рубашка и начал ее надевать. Но тут же скинул ее от ударившего в нос цветочного запаха: весь ворот рубахи был залит жирным ароматным пятном. Он выругался, швырнув рубашку на диван, и подошел к тахте, на которой полувозлежала Мила и улыбалась вымученной улыбкой.

— То, что ты — сволочь и мразь, я знал. Но ты, оказывается, еще и уголовница, — сказал он, бледнея и еле сдерживая себя. — А ты не боишься, что я сейчас отправлюсь в поликлинику и сдам кровь на анализ, который покажет то, что именно ты мне подсыпала в кофе?