— Да что ты расшасталась туда-сюда полуголая, дай людям хоть поесть спокойно…

— Вы мне что-то сказали? — переспрашивает квартирантка Оля, снимая наушники.

— Вась, ну ты глянь на нее…Уши позалепила, — свирепея еще больше, сказала Анюта. — А я говорю: нечего шастать, дай людям поесть спокойно.

— Нюта, ты не права, — неуклюже пытается выступить дипломатом Вася. — Ну, что ты прицепилась к молодой и красивой девушке?

Вася только подлил масла в огонь. Его слова занозой вонзились в Анютино сердце.

— А я, значит, — старая и некрасивая?

— Ну, я думаю, вы тут как-нибудь без меня разберетесь, — говорит Ольга, кладя разогретую пиццу на тарелку и собираясь уходить с кухни.

Но, видимо, задетая неожиданной грубостью хозяйки, останавливается.

— Никак не пойму, в чем вы меня конкретно обвиняете?

— А в том, что ты при чужом мужике ходишь полуголая, — зло сказала съехавшая с тормозов хозяйка квартиры.

— Так вам одежда моя не нравится? — насмешливо и слегка удивленно переспрашивает квартирантка. — А я от ваших умопомрачительных халатов каждый день в обмороке валяюсь… Но мне бы и в голову не пришло делать вам замечание. А вот что мне действительно не нравится у вас, так это то, что ваш приятель ворует у меня продукты из холодильника, пользуется моими шампунями, шарит в моих вещах, когда я в институте…

Анюта, для которой эта информация стала откровением, вопросительно смотрит на Васю.

— Нюта, это поклеп, — нагло, не моргнув глазом, парирует выпад против него Вася.

— Я из общежития ушла, чтобы пожить спокойно, а попала…

— Культурная какая, — перебивает девушку Анюта, почувствовав Васину солидарность. — Не нравится — ну, и катись на все четыре стороны…

— Да я сегодня же съеду от вас, запальчиво говорит обычно спокойная Оля. — Вот только хочу напомнить, что деньги вы взяли у меня за два месяца вперед, а прожила я у вас всего дней десять. Я пойду вещи собирать… а вы вычтите с меня за прожитое, а остальное верните.

При слове «деньги» Анюта как-то сразу сникает. А Вася сразу засуетился, засобирался на работу.

Обиженная Ольга решительно направилась к себе в комнату упаковывать вещи. Она понимала, что абсолютно ни в чем не виновата. Как квартирантка, она не сделала ничего недозволенного хозяйкой: не приводила к себе в гости друзей, никогда не возвращалась поздно, чтобы не беспокоить женщину, да и, вообще, жила тихо, как мышка. Даже про выходки этого придурка решила промолчать, понимая, что он — хозяйский «хахаль». Уж очень место ей это подходило: институт был в двух остановках автобуса от дома, где она сейчас жила. Обратно из института она вообще ходила пешком. И вот — приехали…

Упаковав половину вещей, Ольга позвонила своей подруге Анжеле по мобильнику и обрисовала ситуацию, в которой она неожиданно оказалась.

— Ой, не могу, — покатываясь саркастическим хохотом и не переставая при этом еще жевать что-то, сказала подруга. — Она приревновала тебя к этому сантехнику-лимитчику? Ой, не могу… В какой же дурдом ты попала. Мне сразу эта корова не понравилась. Да, ладно. Не переживай ты так. Поживешь у меня, пока найдешь что-нибудь приличное. Родители возражать не будут. Я за тобой заеду, возможно, с ребятами.

Проводив вдруг засобиравшегося в выходной день почему-то на работу Васю, Анюта закусила губу. Язык мой — враг мой… Известно это. И в душе она уже себя корила за все. Ну, чего взъерепенилась на квартирантку? Да все из-за Василия этого. Из-за денег можно было бы потерпеть хотя бы эти два месяца. А там бы видно было…

Психологом не была даже изучающая разные умные дисциплины будущий экономист Ольга. А уж, что было говорить об Анюте? Однако, обе женщины стали жертвами расхожего житейского постулата, который гласит прописную истину: «В чужом доме нельзя быть лучше молодой хозяйки». Старух в квартире не было. Стало быть, молодой хозяйкой объективно и была Анюта. (Да и субъективно, уж конечно, сама она себя старой никак не считала). Так что все, что произошло, было где-то предопределено. Только никто об этом не догадывался: ни обиженная, ни за что и ни про что квартирантка Ольга, ни досадовавшая сама на себя хозяйка квартиры.

В то время, как бывшая квартирантка Оля (теперь уже бывшая) упаковывала свои вещи, закрывшись в комнате, Анюта, тем временем, выскочив на лестничную площадку, нервно нажимала на кнопку звонка квартиры соседки, моля бога, чтобы та оказалась дома.

Дверь открылась и в ней, наконец, показалась немного заспанная физиономия бабы Нюры.

— Ой, баб Нюр, выручай! — начала с порога Анюта, не дожидаясь приглашения.

Обе женщины прошли в небольшую комнатку, обставленную незамысловатой мебелью шестидесятых годов.

— Да что случилось-то? — не могла взять в толк пожилая женщина.

— Понимаешь…Срочно деньги нужны….сколько есть. Потом, потом, вечером все расскажу…

Баба Нюра, видя такую горячку соседки, молча открыла створку какого-то «шкапчика». Из «шкапчика» достала картонную коробочку. Из коробочки — целлофановый пакетик. Из него — еще один пакетик: бумажный, из которого, наконец, извлекла деньги.

— На. Тут восемьсот рублей. Пересчитай… Деньги счет любят, — сказала соседка, с любопытством глядя на Анюту.