Только маленькому пацаненку из нашей компании было всё фиолетово. Он смирно стоял подле своей бабушки и ковырял пальцем в носу. Философский навык, доставшийся нам в наследство от наших предков. Этот процесс его волновал больше, чем какие-то чужие люди и их проблемы. Чувствовалось, что ему хотелось, как можно быстрее, закончить со всеми этими ненужными для него делами, и побежать поскорее к своим друзьям ловить бабочек, жуков, или вылавливать рачков и медуз.

Как я его понимала! Мне тоже надоела вся эта неопределенность. Надоело стоять, и, как глупая курица, молча внимать всем этим рассуждениям на непонятном мне языке. Я дернула Дашку за футболку, и спросила:

— Ну что? Ты что-нибудь поняла из всего, что сказала эта бабулька, или нет?

— Кое-что — да. — Важно произнесла Дарья.

— И? Что это — кое-что?

— Два.

— Два?

— Ну да, два. Слышишь, говорит «доу», словно доит кого-то. Это по ихнему два. Или двое. Точно определить не могу. Очень тихо шепчет эта старушка. И очень быстро говорит. Не успеваю переводить.

— Никакой от тебя помощи, — досадовала я на подругу.

— А что ты хочешь? — Оправдывалась та. — Я недавно учу этот язык. Чем критиковать, сама бы попробовала. Думаешь так легко? Это тебе не английский, который мы слышим с детства. Тут вообще, не слова, а какие-то каряки: «Инцилег», «пердут». Абсолютно не созвучны с нашими. Попробуй запомнить такое.

— Ну да, ну да. Ты права, — утешала я Дарью. — Мне легко говорить. Я даже не пытаюсь их понять, такое здесь трудное наречие. Значит, будем стоять и ждать, когда батюшка выслушает эту старушенцию, и переведет нам то, что она ему там наговорила.

— Будем ждать, — согласилась со мной Дашка.

Пока мы с ней шушукались, Люся внимательно слушала разговор батюшки и бабульки.

— Девчонки, — сказала нам подруга, — по-моему, они говорят о какой-то святыне.

— Это ещё что за новости? Мы- то каким боком здесь? — Воскликнула Даша.

— Люся, давай подождем батюшку. Не будем ничего сочинять и выдумывать. А то, занесут нас наши выдумки вообще в другую сторону. Попробуй потом, оттуда выберись, — предложила я, и внимательно посмотрела на Мирче. Наш художник, словно привязанный, не отходил от батюшки и его собеседницы. Так старательно слушал, о чем они говорят, что ничего не замечал вокруг. Мне казалось, что вот сейчас возьми и выстрели из хлопушки, даже не дернется. Не шевельнется.

Наконец совещание трех закончилось, и все повернулись в нашу сторону. Мы, Люся, Даша и я, гордо выпрямились, и потуже сомкнули свои ряды. Сплотились так сказать, в момент неизвестности. Теперь, ощущая плечо и локоть своих подруг мне не было страшно выслушать всё, что только пожелает сказать отец Николай.

А батюшка, взяв меня за руку, и по-доброму глядя мне в глаза, начал свой монолог.

— Вот значит как, Мария! То, что я тебе сейчас поведаю, похоже на выдуманную историю. Я бы и сам не поверил, расскажи об этом кто другой. Но, поскольку, являясь участником настоящего действа, мне нельзя сомневаться в происходящем. Не имею права. Ибо, не дано простому смертному, даже слуге Божьему, разгадать посылы Всевышнего.

Вот ты думаешь, что это просто по воле какого-то случая, нас с тобой свела судьба. Что я просто так появился в твоем доме, и в твоей жизни? Признаться и я так думал до сего времени. Вернее, я вообще не думал. Окрестил тебя, и забыл. Сделал, что нужно, и пошел дальше по своим делам.

А мне бы тогда задуматься. Человеку вообще нужно больше думать. Сам Господь Бог послал мне маячок в виде твоих синих глаз. Ведь никогда больше в жизни я не встречал таких очей. Они словно сигнализировали мне, словно освещали мне путь и направляли меня. Как бы говорили мне: «Не забывай нас. Мы ещё встретимся». Мне бы задержаться, сопоставить всё. Ан, нет! Не вышло у меня той прозорливости, на которую можно было бы опереться. Не сподобился я. А оно, видишь, как выходит. Оказывается, сам Отец наш отметил тебя своим вниманием. Именно тебя послал он к нам на благое дело. Во утешение, так сказать, и успокоение. У нас на тебя одна надежда и осталась.

Отец Николай говорил, говорил, говорил. А у меня в голове стучал единственный вопрос: «Где я нахожусь? Во сне? Или наяву?»

— Подождите, батюшка. Остановитесь, — взволнованно воскликнула я. — Вот Вы говорите, что меня отметил наш Господь. Но чем? Родинки, величиной с грецкий орех, у меня нет. Руки, ноги на месте. Голова нормальная. Не тыква. И, прости Господи, не двуполая я. Чем? Чем меня отметили?

— Не спеши, дочь моя. Имей терпение, — отец Николай строго взглянул на меня. — Не перебивай. Всё впереди. Так вот. На чем это я остановился?

— Вы сказали, что у Муськи глаза, как маяки, — встряла Дашка.

— Фу ты, Дарья! — Крякнул батюшка. — Не понимай так дословно. Это аллегория. И сказал я, что они словно, понимаешь, словно маяк давали мне сигнал, который я не разгадал. А должен был. Поняла?

— Да, всё понятно. Только Вы так медленно говорите, так всё подробно рассказываете, что у меня терпение скоро лопнет. Так хочется узнать Машкину отметину. Что такое есть у неё, и чего нет у меня и Люси?

— У тебя тоже есть. И у твоей подруги есть, — засмеялся отец Николай, — только не в таком количестве. Вы тоже играете не последнюю роль в этой истории. Ну, ладно. Не буду вас всех мучить, и скажу прямо, не таясь. Мария! — Голос у батюшки зазвенел от торжества. — Носишь ты под сердцем не одного ребенка, а двух. Две девочки у тебя. Радуйся, дочь моя.