Да, есть и третье. Ксения просто взвилась бы. У нее мужской склад ума, но до определенного момента. Не стоит испытывать ее на прочность, тем более сейчас.

Так что оставался Путилов. Но чтобы привлечь его на свою сторону, надо было потрудиться. И хорошо знать, каким именно образом «поддеть» его так, чтобы он оказался на моей стороне, а не на их. Путилов был из тех, кто выбирает сторону по холодному расчету, а не по велению сердца…

Мало кто знал, что Путилов любит футбол. Он был не из тех людей, которые афишируют свои увлечения, и уж точно не из тех, кого можно представить на трибуне с факелом, флагом и разукрашенным лицом. Но он был футбольным болельщиком, причем очень активным, болел за футбольный клуб КЛС [70] и выкупал ложу на «Петровском» точно так же, как другие люди выкупают ложу в Михайловском [71] . Все-таки низкое, не дворянское происхождение давало о себе знать – я решительно не понимал, что люди находят в том, что двадцать дураков пинают мяч на протяжении полутора часов. Впрочем, это личное дело каждого, и ежели кого нечаянно оскорбил, прошу простить…

На «Петровский» я подъехал уже после окончания рабочего дня. В Санкт-Петербурге он начинается в семь часов утра и заканчивается в шестнадцать, чем имперская столица в корне отличается от купеческой Москвы, где любят поспать и открываются не ранее девяти. Никакой машины, подходящей для управляющего делами Собственной, Его Императорского Величества Канцелярии, не заметил, но странно было бы ожидать другого. В отличие от самого министра его незаметный несменяемый товарищ думал, что незаметность и постоянная смена планов – лучшая профилактика от покушения, и потому прикрепленной машины не имел, а брал то одну, то другую, подходящую из выезда. Служба безопасности считала Путилова одним из своих худших прикрепленных, на что ему было совершенно плевать.

Стадион напоминал упавшую на землю летающую тарелку, коими сильно увлекались в конце прошлого века. Около него постоянно кружился народ: жучки торговали билетами на крайние матчи, которые иссякали в кассах уже через несколько часов после начала продаж, тут же продавали клубную символику в бело-черном цвете КЛС. Здесь же ошивались те, кого в Италии называли «тиффози». Футбольные болельщики, хулиганы. Полиция предпринимала против них меры всякий раз, когда драки после матчей перерастали в откровенные погромы, полицеймейстер Санкт-Петербурга в выступлении по телевидению даже угрожал пустить наиболее рьяных по статье о массовых бесчинствах, но это лишь немного остужало горячие головы. Каждый раз, как только играла любимая команда, жители близлежащих районов поступали так, как поется в старой песенке: «Запирайте етажи, нонче будут грабежи» [72] .

Я купил шарф в черно-белых тонах, залихватски обернул вокруг шеи, чтобы не чувствовать тяжелых и недобрых взглядов со всех сторон. Зашел на стадион через центральный вход – мне надо было в ложи…

У лож меня остановили. Неприметные, но одеты немного теплее, чем по сезону. То же, как и у меня, – у одного шарф, у другого залихватская простонародная кепка в цветах команды, но ставлю сто против одного – не болельщики.

– Вы куда, любезный?

– Попечительский совет здесь собрался?

Смотрят. Улыбаются. Не признали. Достаю собственную карточку. Черный орел переливается на тонком пластике.

– Извольте сообщить господину Путилову – дело срочное и неотлагательное…

Один остался контролировать меня. Другой чуть отошел, заговорил в рацию.

– Известное вам лицо выйдет, как освободится.

Однако. Но я не гордый, я подожду.

– Господа, где тут соленые сухарики продаются, не подскажете?

На зеленом газоне дети из школы олимпийского резерва увлеченно пинали мяч.

Путилов появился через полчаса. Неприметный, среднего роста, он сильно отличался от похохатывающих купцов из Попечительского Совета. Те, дабы выказать человеку свою привязанность, обнимали и били по спине так, как будто хотели помочь поперхнувшемуся. Но я уверен, что они знали свое место. Если бы Путилов захотел, они бы заткнулись разом.

– Здесь свободно?

Издевательский вопрос. Весь ряд свободен. Родители и прочие зрители сидят в секторах намного ниже.

– Извольте. Угоститесь? – Я протянул большой бумажный пакет, полный солеными сухариками.

Путилов сунул руку, достал полную горсть небольших, крепко посоленных и натертых чесноком сухариков и небольшую телефонную карту на шестнадцать гигабайт. Как ни в чем не бывло принялся грызть сухари.

– Что там?

– Кабульские дела. Сеть по переправке денег. Кабул – Тегеран. Дальше либо Ростов, либо Москва, либо Санкт-Петербург. Основное – Москва. На конце цепи – один ваш знакомый.

– Кто?

– Кордава.

Путилов аппетитно хрустел сухариками.

– Я думал, это скорее ваш знакомый, господин адмирал.

– И я тоже так думал…

Кордава ненавидел Путилова. Путилов ненавидел Кордаву. Это было еще до Польши, причин этого я так и не знал.

Но они мне и не были нужны.

По аккуратно подстриженной зеленой траве бегали пацаны из олимпийского резерва. Белые футболки, черные шорты, местные цвета. Азартно кричали: «Пасуй! Открылся! Бей!» Все это походило на бой… да, на бой. Точнее, на перестрелку. Перестрелка – командная игра. Дай бог, чтобы их командные игры ограничивались лишь футболом. Дай бог, чтобы им никогда и никто не объяснил, как за деньги пробивать по собственным воротам…