— Мы с князем в один день родились, — гордо ответил Несмеян. — И отцам нашим знамение от Велеса было. Потому они нас и не крестили. А князь наш — он и вовсе самим Велесом избран.

— А епископ ваш полоцкий на это как смотрит? — блеснул зубами в улыбке Корнило. — Неуж сквозь пальцы?

— А чего — епископ? — Витко засмеялся. — Он и в Брячиславли-то времена у князя на дворе жил, носа на улицы не казал. А ныне построили ему терем да собор Софии, вот и будь доволен, что из города не гонят.

Волынские кмети только переглянулись, и Славята многозначительно и одобрительно крякнул.

— Добро тебе, Всеславе, в кривской земле… — сказал хмуро Ростислав Владимирич, щурясь на огонёк лучины. — В крепи-то лесной да болотной.

— Ну это пока… — Всеслав криво усмехнулся. — Доберутся и до меня. Уже добрались бы, если бы не половцы. Взглянь, княже, — как только Ярослав Владимирич, дед твой, от степной грозы избавился, печенегов разгромил, так сразу и Судислава плесковского в поруб засадил. Соперников во власти не терпят.

Ростислав поморщился — деда он любил неложной любовью, и слова полоцкого князя пришлись не в пору.

— Ты не сердись, что я про деда твоего так говорю, — тут же повинился кривич, — да ведь только из песни слова не выкинешь, то тебе не хуже меня ведомо.

Спорить было не о чем — Судислав Владимирич плесковский и впрямь просидел у деда Ярослава в порубе двадцать три года, а выпустили его Ярославичи всего пять лет тому. Выпустили — и тут же в монахи постригли — не мешал бы старейший князь Руси той самой Русью править да как бы на великий стол не покусился.

— Так-то, по тому же закону — по их закону! — по которому ты, княже Ростислав, изгой, на Киеве по Ярославу Судиславль черёд сидеть, он — старейший-то князь.

— Судислав умер, — глухо напомнил Ростислав, чтобы прекратить тягостный для него разговор. — А мы не про то.

— Ну отчего же, — непонятно усмехнулся Всеслав Брячиславич. — Как раз про то.

Волынский князь нахмурился и взглянул на троюродного брата непонимающе — поясни, мол.

— Князь Судислав помер не от старости… хоть и стар был, — отрывисто сказа полочанин. — А перед тем, как на Ту Сторону уйти, он от пострига отрёкся. И от христианства тоже! И мне права свои отписал… и на великий стол, и на Плесков-город.

На великий стол!

— Грамота есть?! — так же отрывисто спросил Ростислав. Ему вдруг показалось, что он сейчас начнёт задыхаться.

— А как же.

На гладко выскобленный стол, шелестя, легло бересто — сухое, чуть желтоватое. И бурые буквы сами бросились в глаза.

Ростислав Владимирич сжал зубы, кожа обтянула челюсти. И тут его обошли. Но, подумав несколько мгновений, он понял, что правда тут за кривскими властелинами. Если закон об изгоях похерить, так за Судиславом, всё одно Ярославичей черёд идёт… а вот потом! Потом и Всеславль черёд как раз!

Но… тут есть ещё кое-что.

Конечно, духовная грамота Судислава очень мало весит в глазах Горы, тем более, что бывший плесковский князь перед смертью отрёкся от христианства. Но она очень много весит в глазах народа! Именно поэтому! Ибо большинство русичей до сих пор Христа чтят неискренне, только буквы ради.

И ещё больше весит она для плесковских и полоцких кривичей — Ростислав знал, что по всей кривской земле не первый год ходят слухи, что Всеслав Брячиславич от богов владыка всей кривской земли.

И ещё.

Две мелочи. Очень значимых.

Ярослав на великом столе не в черёд сидел. А князья-христиане от родных богов отверглись и в глазах земли право на столы утратили.

При таком раскладе Всеслав вполне возможет и на великий стол сесть.

Ладно!

Ему, Ростиславу, великий стол по праву придёт только когда ни Ярославичей, ни Всеслава того на свете не станет! А окончательно рушить лествицу желания у Ростислава не было.

Волынский князь прямо глянул в глаза полоцкому оборотню и решительно протянул ему руку.

— Грамота-то откуда? — спросил Ростислав уже потом, когда всё было обговорено, и князья понемногу потягивали сбитень и грызли поджаренные орехи. Волынский князь по-прежнему с оторопью косился на чашу в руках Всеслава, но прежнего суеверного страха перед полоцким оборотнем уже не чувствовал.

— Гридень привёз, Колюта, — охотно пояснил полочанин. — Плескович, который от меня к тебе приезжал, помнишь ли? Он при князе Судиславе всё время был, и в порубе, и в монастыре. Он со мной сейчас, здесь.