— Верно, княже, — всё так же спокойно возразил боярин. — А я тебе лакомый кусок скажу…

— Какой же? — Ростислав поднял брови.

— Тьмуторокань.

Название города прозвучало, словно что-то загадочное, как сказка о дальних краях — так и повеяло пылью дорог, росными утренними травами, розовым рассветным туманом над прибрежными скалами.

— Тьмуторокань? — медленно переспросил Ростислав.

Вышата вновь степенно отпил из серебряного кубка.

— Там, в Тьмуторокани, сила большая. Дураки думают, что это так, клок земли у чёрта на рогах, — боярин мечтательно прищурился. — Море. Торговля. Тьмуторокань немало стоит. Святослав с Глебом сами не до конца понимают, какое сокровище им в руки досталось.

Порей задумчиво щипал ус, хмурил бровь.

— Тьмуторокань далековато, — обронил словно бы невзначай.

— Нам ли бояться дальних походов? — горделиво бросил Вышата, и Порей, спохватясь, подтвердил:

— И то верно, княже!

— А ещё там вои… — сказал вдруг Славята, сузив глаза. — Кубанские да донские русичи, небось, до сей поры Мстислава Удалого не забыли, а?

— Ты на него здорово похож, княже, — заметил Вышата, словно бы мимоходом.

— Говорят так, — задумчиво обронил князь.

— Верно говорят, — коротко усмехнулся боярин. — А если нравом, так по мне — и вовсе не отличишь.

— Ай знал его? — оживился Ростислав.

— Было, — подтвердил Вышата и смолк, словно вспоминая былые годы.

Однако князь уже думал об ином.

— За Ярославичами сила. Их самих трое, да ещё Мстислав Изяславич, и Владимир Мономах. И Глеб Тьмутороканский. И иные — Ольг, Святополк…

— Их-то много, да все поврозь, — усмехнулся новогородец. — Святослав с Изяславом всё старшинства не поделят, а Всеволод — себе на уме. Да и им же самим будет лучше, если на Тьмуторокани сильный князь сядет — тогда они с тобой вместе половцев прижать смогут.

— Далеко глядишь, — задумчиво сказал князь.

Где-то капала вода. Размеренно, неторопливо, глухо отзываясь в тесных сенях, капли равнодушно долбили тёсаный пол.

Кровля протекла, — подумал высокий костистый старик тожне с равнодушием. Покосился в сторону отворённой двери, но не шевельнулся. — Осень.

Снаружи, видимо, шёл дождь. В монашьей тесной келье окон не было, тускло горел светец. Да и для чего монаху в келье окно? Днём свет в келье не нужен, день чернец должен проводить в трудах и молитве, а для вечера есть лучины и светцы.

Старец Георгий работать сегодня не мог — вновь, в который уже раз, навалилась злая немочь, заполнив суставы слабостью.

Чернец был стар.

Очень стар.

Счёт своим годам он знал только приблизительно — знал, что ему уже почти девять десятков лет.

Зажился ты на белом свете, отец Георгий. Чернец скривил губы. Отец, да…

Скоро.

Уже скоро протрубит труба… какая ещё труба?

Мысли уже по-старчески путались — ещё один признак неизбежного. Старец Георгий, в миру — князь Судислав Ольгович, старейший из русских князей — сегодня утром вдруг осознал это с небывалой чёткостью. Теперь оставалось только обдумать прошедшую жизнь, понять, что он сделал правильно, а что — нет.

И достойно встретить ЕЁ, Великую Тёмную Госпожу.

Христианин Георгий скривился с отвращением, а русич Судислав только усмехнулся.

Сколько в нём, Судиславе, христианского?

Шелуха на поверхности.

Тоньше луковой.

Мать, чешскую княгиню Адель, Судислав помнил плохо, но всегда знал жутковатую тайну своего рождения — отчим, которого все считали его отцом, тайны из рождения своих сыновей не делал, хоть и не кричали про то в Киеве на каждом углу.

Судислав не был родным сыном Владимиру, так же, как и Святополк, и Похвист… и неведомо, не был ли таким же и Изяслав! Отцом Судислава был Ольг Святославич — несчастливой судьбы древлянский князь, сын великого Святослава Игорича, Князя-Барса.

Отца Судислав не помнил тоже — он родился в тот год, когда несчастный Ольг погиб в битве у Овруча. Ярополчичи захватили столицу Ольга, в руки великому князю попали и Ольгова казна, и семья.

После, через четыре года пришёл к власти Владимир, которого все и стали считать отцом всех русских княжичей — и детей Адели, и Рогнеды, и Ирины…

Женолюбивый выродок!

Судислав скрипнул зубами.

Владимира он не терпел. Не сказать, чтобы ненавидел, но — не терпел. Иной раз и самому странно становило — отчего это? Ведь отец погиб в войне с Ярополком, не с Владимиром. Но не мог ничего понять — и продолжал глядеть на отчима искоса.

Хотя служил — верно.

И на степной меже, когда бешеный Варяжко, опираясь на печенегов, вел многолетнюю войну против Владимира.

И в Залесье, где после Ярослава было — хоть глазам закрывай и беги! И где довелось заново налаживать дороги, мытные дворы и сбор дани, мириться с волхвами, которые грозили вовзят оторвать край от Руси. Судислав чуть улыбнулся, вспоминая заложенный им в Залесье город, и поныне носящий его имя. Там он нарочно вынес княжий двор из Ростова в построенный им Судиславль — не мешать волхвам и делать вид, что их и вовсе нет! Его, князя, дело было — собирать для Киева дань! А не зорить капища, как не по уму расстарался Ярослав!