— Миша был хороший товарищ и выдающийся актер. — Пульс, видимо, начал репетировать речь, которую он скажет на следующих поминках. — Мы все любили его как друга, как брата...

Тяжелый вздох невоспитанной девчонки перебил его. Тоня откинулась на спинку стула, положила руки на стол и посмотрела на собеседника в упор. Пульсу стало ясно, что не только она его, но и он ее все это время безумно раздражал. Она даже не скрывала этого теперь.

— Последний вопрос, Лев Иванович. Как вы думаете, за что могли убить Мишу?

Пульс, оскорбленный в лучших чувствах, молчал.

Она встала:

— Пока.

И пошла к выходу с высоко поднятой головой, спокойной, ровной походкой.

Пульс смотрел ей вслед и думал, что если кого и надо было убивать, так это Тоню Антонову. Впрочем, это никогда не поздно сделать...

Звонок, изображающий птичью трель, оборвался. Словно соловей заглотил залетевшую в клюв мошку и подавился. Оникс Сахаров с облегчением отнял ладони от ушей и на цыпочках, стараясь ступать очень тихо, вышел из ванной.

Но едва он вошел в кухню, как снова раздался звонок. Одновременно с ним в дверь заколотили и грубый голос проорал: «Открывай! Сахар, блин! Онька! Это мы!»

— Да знаю я, что вы, — проворчал Сахаров, — кто ж еще...

Более не скрываясь, он пошел в коридор открывать дверь старым друзьям.

В квартиру ввалились четверо: Степан, Максим, Витька и Женька. Каждый держал в руке по бутылке пива, а у Степана из кармана кожаной куртки торчало горлышко бутылки мартини. Год назад он сменил работу и теперь, важничая, пил только мартини. Ну или пиво.

Оперативник застонал. Вчера он весь вечер и половину ночи гулял на свадьбе у Максима. Проснулся в восемь утра с больной головой, принял душ и уже намеревался собираться на работу, как тут в дверь позвонили. Он сразу понял, кто это, потому и не хотел открывать. Но Степан и особенно маленький настойчивый Женька Смирнов никогда не отступали от намеченной цели. Они все равно не ушли бы, а продолжали звонить и стучать, пока не довели бы соседей до белого каления. Если б Сахаров жил на первом или втором этаже, он сбежал бы через окно. Но он жил на пятом. Не так уж высоко, однако не сбежишь.

— Здравствуйте, гости дорогие, — хмуро пробурчал Оникс.

— Здравствуй, — ответили они и с торжеством продемонстрировали ему бутылки.

— Я пить не буду, — отказался он, удаляясь на кухню.

— И не надо. Мы сами выпьем. А Маргарита Лазаревна дома?

Маргарита Лазаревна, мама оперативника, просыпалась с первыми петухами и уходила на рынок, о чем гости дорогие знали отлично. И Сахаров не стал отвечать на этот вопрос.

Друзья прошли на кухню, расположились там с максимальным комфортом и, не обращая внимания на хозяина, принялись распивать пиво, радостно вспоминая вчерашнее празднество.

Сахаров мимолетно улыбнулся им: они были хорошие ребята. Немного нахальные, но в наше время это не такой уж ужасный недостаток.

Он допил кофе, взял с подоконника последний роман Кукушкинса...

С похвальным усердием он перечитывал эту вещь уже третий раз. Встретившись с Мадам, ее братом, Денисом Климовым, Саврасовым, Пульсом, Федором Менро и другими, он понял, что эту разношерстную, в общем, компанию объединяла любовь к литературе. Все они читали много и бессистемно, но страстно. У каждого из них были свои любимые авторы, а один — Кукушкинс — вызывал их бесконечные споры и даже ссоры. При этом все соглашались, что он выдающийся талант, может быть, даже единственный в своем роде.

Эту информацию Оникс получил от Мадам. Она же посоветовала ему почитать Кукушкинса. Ей почему-то казалось, что в его произведениях можно найти ответы на многие вопросы. Сахаров не понял, какое отношение имеет этот писатель к убийству Михайловского, но, как человек добросовестный, решил все же почитать Кукушкинса. Надо заметить, что он не то что не разочаровался, а был благодарен Мадам за совет. Более того: роман «Три дня в апреле» поразил его неким сходством с настоящим моментом. В чем заключалось сходство, Сахаров не мог уразуметь никак. В романе не описывались реальные события, да и герои совершенно не были похожи на героев истории с убийством, но... Что-то такое было. Что-то странное, едва уловимое...

От чтения Оникса отвлек жуткий гогот гостей. Он недовольно посмотрел на них и снова уткнулся в книгу, «...в полумраке светлый лик вдруг утратил сияние; он стал темен и суров; черты исказились до безобразия... Лин Во отшатнулся. Перед ним стоял урод, пока не осознавший своего превращения, и улыбался. В руках его увядала роза. Лепестки падали на ботинки и рассыпались в прах. "Нет... — прошептал Лин Во, — этого не может быть... Тьма..."»

Сахаров поднял голову и вперил в потолок остановившийся взгляд. Дело не в Лин Во. Дело в уроде, чей светлый лик утратил свое сияние. Только сейчас Оникс подумал, что именно он, а не Лин Во, является главным героем романа, хотя автор уделяет ему гораздо меньше внимания — на пятистах страницах текста урод появляется всего раз десять, в то время как Лин Во присутствует чуть не в каждом абзаце — и в той части, которая описывает современность, и в той, которая древние века.