Нетактичный Вадя наконец отлепился от меня и завопил дурным голосом, призывая всех приготовиться к съемке.

Невзорова с горящими щеками и счастливой улыбкой на устах влетела в павильон. Денис сегодня у нас не работал.

Оставшийся день я помню смутно. Перерыв был лишь один, и моя подруга почему-то решила провести его отдельно от меня. Она исчезла мгновенно, к началу работы опоздала минут на двадцать и все никак не могла выполнить требование Вади — сделать трагическое лицо. Улыбка так и блуждала на ее губах до конца съемок...

Домой я приехала поздно. Очень долго ждала автобуса. Не везло мне сегодня. А если уж с утра не повезет, значит, весь день не задастся.

Я с час просидела на кухне перед чашкой чаю, остановившимся взором уставясь в отражение двери в оконном стекле. Петя пару раз пытался со мной заговорить — безрезультатно. Я слушала его вполуха. Только одна его фраза на несколько секунд вывела меня из оцепенения. Он сказал, что часов в девять вечера мне звонила Вероника Жемалдинова. Она просила передать мне, что я — ее лучшая подруга и что прежде ей никто и никогда не давал денег на такси.

Тут я вспомнила о полтиннике, отданном Веронике, и попросила у Пети рублей тридцать. Завтра мне было бы не на что сходить в студийное кафе и не на что купить билеты в кино. А деньги доброго дяденьки нового русского я уже потратила на книги для Саврасова и Мадам. Вот выберу денек посвободнее и вручу им их подарки...

Потом у меня заболел зуб и я пошла спать.

Все мы, люди, связаны через космос. Я убеждена в этом. Вот мне, например, позарез требовалось свободное время, чтобы продолжить расследование, которое забуксовало. И что же? Вчера вечером у меня заболел зуб, а сегодня с утра у Вади разнесло всю щеку. Как сообщила мне по телефону его Санчо Панса — ассистент Галя, от жуткой боли он бросался на стены, выл и плакал и в конце концов поехал в поликлинику, а съемку перенес на завтра.

Таким образом, я получила в свое распоряжение целый день.

После звонка Гали я, грех признаться, очень обрадовалась. Конечно, не тому, что Вадя мучается с зубом, а тому, что могу заняться настоящим делом. Моя радость тотчас угасла после звонка Невзоровой. Выразив неискреннее сожаление по поводу Вадиной нетрудоспособности, она завела пространную речь о таинстве любви, выдавая за собственные мысли всякие банальности. Я поняла: она хотела оправдаться за флирт с Денисом. И зря. Нечего оправдываться. Что ж сделаешь, если такая натура? Не может она устоять перед мужским обаянием, кто бросит в нее за это камень? И на Дениса я не сержусь. Мужчина есть мужчина. Как же не подобрать то, что плохо лежит? (Какая-то двусмысленность получается.) Ясно, не все мужчины таковы — но большинство.

В общем, за ночь я успокоилась насчет моего любимого и морально неустойчивой подружки и теперь была готова смотреть на мир без розовых очков.

Это не значило, что я буду выслушивать невзоровские бредни. Раньше не собиралась и сейчас не хочу. Я отговорилась тем, что меня зовет Петя, попрощалась и положила трубку. Хватит с меня шизофреников, хотя бы до вечера отдохну от них. Надо же мне морально подготовиться к встрече с Вероникой. Я даже написала на листочке что-то вроде памятки — несколько до предела тупых четверостиший на все случаи жизни. Разучив их, я со спокойной душой стала собираться в гости к Сандалову. Позвонила Линнику, он был дома и с энтузиазмом согласился меня сопровождать. «Я тебе пригожусь, — пообещал он, — без меня ты Сандалова не разговоришь».

Так оно и оказалось.

Квартирка Сандалова мне понравилась. Сам хозяин был в меру радушен: гостеприимно мычал и тряс головой. От него за километр несло водкой и луком. Паша для равновесия тоже тяпнул стопку, так что мне пришлось сесть не к столу, а к окну, под форточкой. Оттуда хоть немного тянуло свежим воздухом.

Первые минут десять мы потратили на то, чтобы поздороваться. Сандалов долго не мог найти подходящего слова в ответ на наши с Пашей приветствия. Никакие «м-м», «ы-ы-ы» и «гы-гы-гы» нас не устраивали. Он сам это понимал и старался как мог. Мучительно морща лоб, вращая глазами, Валентин наконец вспомнил прекрасное слово «здравствуйте», которое и произнес почти внятно. Я даже зауважала его.

Но дальше дело не пошло. Мы с Линником действовали как заправские следователи, пытаясь выцарапать из Сандалова хоть какую-то информацию, и все напрасно. Разговор происходил примерно так:

Линник. Валя, ты хорошо помнишь тот вечер у Миши?

Сандалов. Ы-ы.

Линник. Когда ты ушел домой?

Сандалов. М-м-м.

Линник. Не можешь припомнить?

Сандалов. Ыгы-ы.

Я. Ты уходил один?

Сандалов. Ыгы-ы.

Я. Ты ничего не заметил необычного?

Сандалов. Уых-х?

Линник. Никто посторонний не крутился в подъезде?

Сандалов. Гы-гы-гы!