Шрифт:
Петруша молча снял фуражку, присел на корточки и закрыл комиссару глаза. По задымленным его щекам медленно скатывались слезы.
– Как комиссар? Что с ним? Ранен?
– услышал Петруша взволнованный голос Рыбакова.
Старшина еще сильнее стиснул пальцами фуражку.
– Нет больше нашего комиссара. Убит Петр Стрельник...
Напряжение боя росло. Фашисты просчитались, надеясь первыми же залпами покончить с «Туманом». Разве могли они предположить, что небольшой кораблик, вооруженный двумя маленькими пушчонками, посмеет так ожесточенно и стойко сопротивляться во много раз превосходящей силе. Не случайно подошли они к «Туману» так близко, пытаясь устрашить его команду. Гитлеровцы были уверены, что едва лишь загремит гром их орудий, как по мачте утлого сторожевика книзу поползет корабельный флаг, и они беспрепятственно подойдут к побережью. Ведь так было всегда, даже когда им приходилось иметь дело с прославленными моряками владычицы морей - Великобритании...
Мужество и стойкость советских моряков разрушили планы гитлеровцев. Им казалось, что они все продумали и четко рассчитали. Но в математических расчетах врага отсутствовали неведомые ему поправки на героизм советских людей и на их сыновнюю любовь к матери-Родине.
Сколько уж залпов выпущено по «Туману», а он продолжает жить и сражаться. На его чудом уцелевшей мачте гордо развевается опаленное огнем, пробитое осколками горячего металла корабельное знамя. Даже сквозь дым пожара враг хорошо видит спокойно колышащееся по ветру белое с синей каймой полотнище, на котором ярко пламенеет красная звезда и серп с молотом.
Обозленный неудачами, противник усилил обстрел. Взметнулись над водой новые пенистые столбы. Вместе с брызгами на палубу сторожевика обрушился град осколков.
Крупные пробоины изрешетили борт «Тумана». Машинное отделение быстро заполнялось водой.
– Завести пластырь!
– поступила команда с мостика.
Михаил Анисимов, Георгий Михеев, Иван Быльченко и Василий Ширяев быстро закрепили тали, начали заводить концы. Но в это время недалеко от борта разорвался новый снаряд. Тяжелая цепь рухнула в воду. Анисимов и Михеев бросились к пластырю. Он оказался пробитым в нескольких местах. Из трюма достали новый пластырь и тросы. Началась повторная заводка. И снова взрыв над палубой. Снаряд перебил тросы. Его осколками были ранены Михеев и Анисимов. Но моряки не отступились. Приказ должен быть выполнен.
Вскоре пластырь был заведен. Однако вода продолжала прибывать. В борту было слишком много пробоин.
Широкая водяная струя с шумом ворвалась в угольный бункер через сквозную пробоину в борту. Первым бросился к ней старшина Семен Годунов. Погрузившись по плечи в черную от угольной пыли воду, моряк спиной заслонил пробоину.
– Держись, товарищ старшина, я сейчас!
– поспешил на помощь Годунову Лавренко.
Он подал старшине аварийный материал и сам прыгнул в воду. Вдвоем действовать было сподручнее. Взрыв снаряда, упавшего близ борта, разворотил пробоину еще больше. Подоспевшие машинисты Василий Ширяев и Иван Ломтев вытащили старшину и матроса из бункера. Семен Годунов был тяжело контужен. Василий Лавренко ранен в грудь.
Вызвали санитаров.
– Товарищ комиссар...
– шептал, умирая, Лавренко.
– Я хочу... Я все понял... Я...
Давление пара в котлах резко упало. Свет в электросети слабел, лампочки краснели все больше и больше. Люди работали по пояс, по плечи в воде. Две помпы не успевали откачивать ее.
Вода быстро подступала к топкам котлов, угрожая взрывом.
Инженер-механик «Тумана» воентехник 1 ранга Яков Михайлович Кошев приказал старшине Смирнову доложить обстановку командиру корабля.
Когда старшина поднялся на верхнюю палубу, он увидел страшную картину разрушения. Родной корабль был неузнаваем.
– Боцман, что с тобой?
– бросился Смирнов к Саблину, сидевшему у разбитой лебедки. Лицо боцмана было обожжено, глаза плотно закрыты. Разорванная на груди тельняшка набухла кровью. Саблин молчал. Смирнов пощупал пульс. Рука боцмана уже начала холодеть.
В тот самый момент, когда Смирнов докладывал Рыбакову о положении в машинном отделении, на корабле погас свет. Динамо-машина остановилась.
– Держитесь, пока сможете!
– выслушав старшину, приказал Рыбаков.
В машинном отделении непроницаемая темнота. Люди молчат. В этой жуткой тишине взрывы вражеских снарядов звучат особенно громко. Бурлят взрывающиеся через пробоины водяные струи, постепенно заливая машинное и котельное отделения.
Воентехник Кошев чиркает о коробок отсыревшими спичками, но ни одна из них не зажигается. Машинисты продолжают работать в темноте. Машина дает минимальное число оборотов, мотыли еле-еле вращаются. Механизмы все больше уходят в воду, заполняющую отсек.