Игры закончились, когда в 1951 году американцы построили первую тоннельную бурильную машину. Такую длинную зубастую металлическую гусеницу диаметром метров восемь, способную прогрызать вертикальные, горизонтальные, и даже спиральные ходы в любой породе со скоростью несколько сотен метров в месяц. Такими (ну, или почти такими) во всём мире пользуются до сих пор. Вот, собственно и всё, чем до определённого времени располагало человечество для решения вопроса продырявливания земли.

А в шестидесятые годы один советский инженер, который уже двадцать лет как строил метро, придумал тоннели не бурить, а выжигать, в смысле выплавлять гигантской горелкой. Этим инженером был ныне доктор технических наук, зам по науке директора НИИгеомаша Илья Михайлович Щетинкин.

Проходку туннелей выплавлением (метод ПТВ) как направление научной деятельности долго никто всерьёз не воспринимал, но при всей своей экзотичности и, как казалось многим, технической нелепости, он оказался намного экономичнее и удобнее, чем традиционные взрывы и бурение. Настолько экономичнее, что отлично вписался в социалистическую модель.

Метод ПТВ поднялся на волне экономии шестидесятых. Им очень быстро, как тогда говорили, в рекордно короткие сроки, проложили несколько тоннелей Святошинско-Броварской линии Киевского метро. Коллективу разработчиков (и Щетинкину в том числе) дали государственные премии и присвоили очередные звания. С помощью метода ПТВ даже планировалось осуществить сумасбродную программу связи крупных промышленных центров страны системой сверхглубоких и сверхдальних тоннелей. Но случилась беда — во время прохода одного из тоннелей Ленинградского метро произошёл взрыв по причине сбоя в системе эвакуации продуктов горения. Погибли люди, много людей.

Тогда, казалось, для Щетинкина в один момент кончилось всё. Известность, карьера, репутация. Да и сам он кончился на определённое время. Говорят, после того, как его перестали таскать по судам, он несколько месяцев отдыхал в старинном особняке имени Кащенко на Загородном шоссе. Потом были несколько лет безвестности и бесполезности. Невозможно было протолкнуть ни одной, даже пустяковой темы, если в числе исполнителей значилась его фамилия — что-что, а хоронить заживо у нас умеют.

А в 1968-ом Илью Михайловича пригласили работать в некий почтовый ящик, который по слухам занимался проектированием правительственных и военных объектов особой важности, читай — глубокого залегания. Но это были только слухи и догадки, чем на самом деле занимались люди там, в этом п/я, никто толком не знал. Было известно только, что в него рано или поздно, не мытьём, так катаньем попадали лучшие зубры метростроя — геологи, строители, прочнисты, специалисты по механике грунтов и прочие и прочие… Получался эдакий «dream-team» для подземных работ. Обычно людей переманивали туда не хитро, но эффективно — жильём и окладом, Илью Михайловича же просто пригласили.

В НИИгеомаше Илья стал заниматься ровно тем же, чем занимался раньше, то есть разработкой методов проходки тоннелей, только тоннели эти теперь вели не от одной станции метро до другой, а соединяли собой целые подземные города и посёлки, о которых он ничего не знал, и даже не имел права спрашивать. На этот раз Илья повторять своих ошибок не стал и предложил породу не жечь, а плавить электрической дугой.

Специальность Евгения Ивановича Рыжова, по которой он защищал диплом, а позднее и кандидатскую диссертацию, называлась «Инженерное освоение подземного пространства». Вы только подумайте — Освоение Подземного Пространства! Памятник бы поставить тому, кто свёл вместе эти три слова. Куда там современным рекламным «гениям». Освоение подземного пространства! Вот она, гениальная реклама наигрязнейшей в мире профессии.

В тысяча девятьсот сороковом году Евгений Иванович эту наживку и заглотил. Возможно, основой его выбора послужил досадный эпизод из детства. Когда он был маленький, лет эдак в семь — десять, кто-то из одноклассников спросил его, не читал ли он книгу «Дон Кихот»?

— Конечно, читал, — соврал Евгений Иванович.

— И о чём она? — спросили его опять.

— Про подземный ход, — сказал Евгений Иванович. Просто послышалось ему «донкий ход». Донкий — значит глубокий, подумал он. От слова «дно».

Тогда над ним долго смеялись, и на все школьные годы приклеилась к нему эта странная кличка «Донкий». Но и безотносительно этого случая, Евгению Ивановичу всегда, с самого его детства, нравились подвалы, погреба, колодцы, и, конечно же, метро. Что-то его в них притягивало, тянуло и манило, и была в этом какая-то злая ирония, непонятный парадокс — в то время как все его сверстники стремились в пространство воздушное, он мечтал осваивать подземное. Все вверх, а он вниз. И вглубь.

Летом сорокового года, в светлом и просторном зале, где располагалась приёмная комиссия Московского механико-машиностроительного института, Евгений Иванович сделал свой выбор не вполне, может быть, осознанно, но зато ни секунды не сомневаясь в его правильности, когда увидел на одном из стендов заветное «Инженерное освоение подземного пространства».

Правда, поначалу никаких признаков освоения пространства не наблюдалось, а наблюдались инженерная графика, начертательная геометрия, физика, химия, теоретическая механика, и другие общетехнические дисциплины. А потом была война.

Продолжил Евгений Иванович своё обучение уже в сорок втором году в абсолютно новой группе — от той половины своей, которая в ноябре сорок первого отправилась чинить танки на завод № 22, он отстал на год.

После окончания института Евгений Иванович несколько лет занимался теоретическими вопросами сейсмоустойчивости зданий, а уже в Казахстане, проектированием подземных сооружений особой прочности, то есть рассчитанных на механическое, тепловое, радиационное и электромагнитное воздействие ядерного взрыва. В его «портфолио», как бы сейчас сказали, были и командно-измерительные пункты и узлы связи, и подземные хранилища техники и топлива, убежища для личного состава, и много-много чего ещё.

Обделка подобных сооружений — конструкция, закрепляющая собой выработку объёма породы — делалась тогда из монолитного бетона, позже её стали заменять сборной из заранее заготовленных железобетонных элементов. Год из года проектируя и рассчитывая на прочность эти бетонные коробки, кольца, стаканы, трубы и прочие составляющие, из которых, как из конструктора потом собирались скрытые постороннему глазу многоэтажные строения, Евгений Иванович решил подойти к этому вопросу немного с другой стороны, т. е. с противоположной.