Лена захлопывает толстый, цветастый журнал.

— Ну и кто такое мог придумать? — воздев правую руку к небесам, закрытым от нас потолком с потрескавшейся штукатуркой, спрашивает она, то ли меня, то ли саму себя, то ли никого вообще. — Наверняка, женщина! — Снова раскрывает журнал и внимательно всматривается в мелковатый шрифт в поисках фамилии автора. — Ну, точно: Таня Магритт, авторесса хренова!

— Может, это псевдоним? — аккуратно интересуюсь я. — Говорят, для женских журналов пишут в основном мужчины.

— Сто пудов, псевдоним, но написала, совершенно точно, баба, — Лена делает небольшую паузу. — Я хочу кофе, тебе налить?

Я отрицательно мотаю головой — кофе я не хочу. Лена встаёт с кровати и босиком шлёпает на кухню. Из одежды на ней только мой растянутый свитер, который ей велик настолько, что вполне может сойти за не слишком длинное платье, какие были моде во времена, когда я заканчивал школу. В напрасных поисках чашки Лена скачет по кухне, пока ни обнаруживает её в раковине, среди горы немытой посуды. Накланяется. Нижний край свитера при этом ползёт вверх, сантиметр за сантиметром открывая чудесный вид. Весь внимания я приподнимаюсь на локте… В этот момент Лена таки извлекает искомое — жёлтую кружку с битлами — и в одновременно свободной рукой одёргивает свитер. Я снова валюсь на кровать.

— На самом интересном месте! — вырывается у меня.

— Чего ты там не видел? — с улыбкой спрашивает Лена.

— Тебе не понять.

Лена с грохотом ставит на плиту видавший виды чайник.

— С одной стороны, это радует, что я тебе ещё интересна, — рассуждает она, — но с другой… это же неприлично, Алексей Германович, подглядывать за женщинами!

— Не называй меня так, не люблю, — говорю я, — прибавляет лет десять возраста. Кстати, чего ты так завелась из-за этой статьи?

— Терпеть не могу, когда такие вот авторессы искусственно усложняют собственную сущность, противопоставляя её мужской, с их точки зрения, примитивной.

Неожиданно ко мне приходит, как мне кажется, интересная мысль.

— А, хочешь, услышать мужскую точку зрения на вопрос взаимоотношения полов? — спрашиваю я.

Ленины брови удивлённо ползут вверх.

— Уж не ты ли мне её поведаешь?

— Ни в коем случае — пироги пусть тачает сапожник — для этого есть специальные люди, точнее, одна местная… э… одиозная личность.

— Кто такая?

— Не такая, а такой. Некто Беляев.

Лена задумчиво ковыряется в ухе мизинцем. Видно, что в голове у неё идёт мыслительный процесс — она пытается сообразить, знаком ли ей такой персонаж.

— Не, не знаю, — заключает она. — И чем оно знаменито?

— Да, в общем-то, ничем. Оно — местный фельдшер с претензией на звание народного философа. В промежутках между врачеванием читает лекции по вопросу взаимоотношений полов. Бесплатно. Сегодня как раз лекция — в семь.

Лена хватает меня за левое запястье.

— Без пятнадцати, — сосредоточенно произносит она, — а где лекция?

— В доме культуры, в малом зале…

— Успеем!

Лена собирается феноменально быстро, по-военному. Сбрасывает мой свитер — ох-ох-ох, какой вид! — отыскивает где-то трусы, лифчик, колготки, майку, и всё это молниеносно на себя натягивает. Обалдевший от такого сверхумения, я молча за этим всем наблюдаю. Лена бросает на меня недовольный взгляд.

— Ну и чего мы лежим? Подъём!

Совершая над собой чудовищное усилие, встаю с кровати. И какой чёрт меня за язык дёрнул!

Словно двое спешащих на вызов пожарных вываливаемся мы на улицу. После тёплого жилища холод поначалу незаметен, но не успеваем мы доскакать до угла дома, как становится ясно, что мороз прибавил градусов пять, а то и всё десять со вчерашнего дня. А я, например, без шапки.

— Слушай, а холодно! — сквозь стук собственных зубов бросает мне Лена.

— Да, должно быть, за день похолодало… или за ночь.

Я пытаюсь понять, как могло выйти, что мы не заметили такого скачка температуры, и тут вспоминаю, что весь сегодняшний день и всю прошлую ночь провели дома, преимущественно в постели. От набежавших приятных воспоминаний мне на секунду становится теплее. «Вот это и называется, любовь греет», — думаю я. И тут мне неожиданно вспоминается Рыжов, вернее, как Марго толкала его по снегу. Затем яркой картинкой появляется перед моими глазами его тощая фигура, уходящая в чёрную дыру в земле, его влажные карие глаза… Я сбавляю шаг.