— …и ещё, не вспоминать последний разговор! — повышает до крика голос Беляев, — не было последнего разговора, слышите, не было!

Ну, как это, не было… был, ещё как был. Длинный и путаный, как и все, должно быть, последние разговоры.

Честно говоря, я ровным счётом ничего из её объяснений не понял, или просто уже забыл. Ни почему, ни куда, вернее, к кому, она от меня уходит, я так и не понял и сначала решил, что это один из её фокусов. Думал, сейчас она прекратит это всё, и мы пойдём домой, посидим, как обычно обсмеём всё на свете и ляжем преспокойно себе спать, а может и не спать, может, у меня даже ещё хватит сил на секс… но она опять начала говорить, опять сбивчиво и непонятно, перескакивая с одного на другое, из прошлого в будущее, из реальности в вымысел.

Она говорила про мужчин, которые у неё были до меня, и от которых она ушла, про то, как надеялась найти во мне то, чего искала в ком-то там ещё, но так и не нашла, поскольку я большой, но ещё очень глупый и ничегошеньки не понимаю…

С каждой минутой разговора мне становилось хуже. Хмель давил на усталые мозги, а откуда-то изнутри, от непонимания и беспомощности, змеёй начинала выползать злость. Я решил разом покончить со всем этим, и попытался её обнять, но она ловко вывернулась, как, наверное, не раз и не два выворачивалась из чьих-то других, домогающихся её рук.

— Уходи, — сказала она и заплакала. — Я не могу с тобой жить.

И я пошёл. Не помню точно куда, и уж совсем не помню, зачем.

Вот так. Потом, конечно же, выяснилось, что у неё был роман с одним мужиком с работы, который зарабатывал в восемь раз больше меня (это она мне сказала). Разумеется, кроме зарплаты у него был богатый внутренний мир и цель в жизни и много чего ещё, коего у меня нет, и никогда не будет.

Официально мы развелись через два месяца, и с тех пор я видел её только один раз — этим летом, в августе, недалеко от института. Представить не могу, каким ветром её занесло в наши края. Она была одна, но я не подошёл. Просто поглядел издалека и всё.

Выглядела она прекрасно, должно быть, только вернулась из отпуска. Мне показалось, что она слегка похудела, или это просто загар придал её рукам и лицу некоторую худобу. Через пару минут она уехала на маршрутке в сторону Курского вокзала, а я остался стоять, там же где и стоял.

— Эй, ты где? — Лена снова трясёт меня за плечо. — Кого вспомнил?

«Какой смысл врать?» — думаю я.

— Бывшую жену.

— Понятно. — Лена делает паузу. — Если тебе интересно, я ревную.

— Извини.

— Извинения приняты. А твой Беляев неё так прост, как мне казалось вначале, и ещё, он нас заметил.

Смотрю на лектора, и действительно, он нет-нет да бросит в нашу сторону изучающий взгляд.

«Наверняка Лену рассматривает, — думаю я, — кобель старый».

— Итак, сегодня нас с вами стало ясно, что представляет из себя процесс расставания, и с чем его едят, — говорит Беляев с интонацией, обычно означающей скорое завершение занятия, — разумеется, это не означает, что мы разобрали все возможные случаи, но, думаю, многое из того, что я вам сегодня рассказал, запросто может с вами произойти.

Аудитория издаёт громкое синхронное «Ну-у-у-у». Беляев улыбается.

— Разумеется, я никому из вас этого не желаю, но, как говориться, предупреждён — значит вооружён…

— И очень опасен, — вставляет Лена.

— …домашнего задания сегодня не будет, — продолжает Беляев, — но из этого вовсе не следует, что вы должны перестать упражняться в искусстве страсти нежной! Так что, вперёд, мои бесстрашные гоблины! Топите всех, кто попадётся вам на пути!

В зале слышится смех и редкие аплодисменты. Широко улыбающийся Беляев театрально раскланивается. «Вот что ему было нужно, — думаю я, — артист погорелого театра» Аудитория ещё некоторое время аплодирует, а потом начинает одеваться.

— Причём тут гоблины? — спрашивает меня Лена. — Я что-то пропустила?

— Это его коронная фраза. Он всегда так говорит, — поясняю я. — У каждого преподавателя должна быть такая фраза, вроде фирменного знака.

Лена очаровательно морщит лобик, словно пытается что-то вспомнить.

— Подожди, подожди, а что ты нам на прощанье говорил?

Мне становится стыдно.

— Если вы не сделаете домашнее задание, ваш конец будет ужасен.

— Точно! — радостно заявляет она. — Ты мне ещё таким строгим казался…

«Господи, строгий, — думаю я, — как раздолбай, вроде меня, может казаться строгим!»

По опустевшему залу медленно, будто боясь растрясти свои телеса, но уверенной походкой к нам движется господин артист, он же — лектор, он же — фельдшер Беляев.

— Здравствуйте, здравствуйте, — басит он, — всегда рад видеть новые лица. Алексей, представьте мне вашу даму.

Я поднимаюсь со своего места и пожимаю протянутую пятерню.

— Представляю: Беляев, это Лена. Лена, это Беляев.

— Очень приятно, — синхронно говорят они и смеются.