— Да не время пока. Скоро возьмут. А ты разве не большевик?

— Не записался еще.

— Приедешь в Москву — запишись. Вот, чорт, опять дождик, который уже раз за день. Осень, ничего не

поделаешь, октябрь месяц. Скоро морозы пойдут. А знаешь что, давай мы в вагон заберемся. Теперь, поди,

просторно в теплушках. Часок-другой заснем. Скоро уж и Москва

*

— У тебя есть кто в Москве из родственников?

— Никого нет. А из приятелей — были. Да разве найдешь! Давно из Москвы я. Годков десять.

— Вон оно что. Тогда я тебя познакомлю кое с кем, — говорил матрос Друй, прихлебывая чай и

закусывая бубликом.

Они только что приехали в Москву и у вокзала зашли в чайную “Победа”.

— У меня тут много приятелей, — продолжал Друй, дуя на кипяток. — Сам из Москвы. Мне сейчас

спешить некуда, вот и хочу повидать приятелей. Выпьем и катнем на завод. Согласен?

Щеткин утвердительно кивнул головой.

*

— Погоди. Сейчас вызову парня.

Друй быстро скрылся за углом большого кирпичного здания. Щеткин присел у забора в ожидании.

Шумел завод. Клубы дыма заволакивали собою корпуса. Голова Щеткина переполнялась новыми мыслями.

— Если Временное правительство — враг народа, тогда надо свергнуть. По-военному надо: один взвод

туда, другой сюда. Офицеров, кто против, перестрелять. Объявить мир, солдатам по домам, хорошо… а куда же

я пойду? Бездомный. Хомутов, небось, по хозяйству ударил, с женой завозился. Забудет скоро про все. А парень

хороший. Жалко. Что это Друй не идет? Матросы — народ боевой, а тоже ждут. Сунули бы кораблики, да по

городу по Питеру. Тоже говорят только. А хлеба нет, баранка рубль стоит. Как живет народ!

Подул ветер, стал накрапывать мелкий дождь. Щеткин поднялся. Чтобы согреться, он принялся быстро

шагать вдоль забора. Наконец из-за угла вышел Друй в сопровождении человека небольшого роста с

приплюснутым лицом, одетого в синий рабочий костюм.

— Заждался, брат, — сказал матрос. — А это мой приятель, механик Стрельцов Никита. Большевик. Он

тебе все объяснит и куда нужно сводит. А тут, брат, дела горят.

— Зайдемте вот в сад, покурим да поговорим, — предложил Стрельцов.

В саду они примостились на мокрой скамье. Пожелтелая листва пластами валялась на земле. Рыжая

трава вымокла и пригнулась. С голых веток деревьев струились дождевые потоки.

— Как же у вас тут, рассказывай, Стрельцов, — смахивая со щеки каплю дождя, спрашивал Друй.

— Очень даже отличные дела.

— Давно так?

— Не очень. Когда Керенский рас стрелял в июле демонстрацию в Питере, вот с тех пор. Очень рабочие

были возмущены.

— Да ну!

— Особенно, когда Корнилов хотел на Питер наскочить. Теперь весь завод идет за большевиками. Свой

завком имеем. А раньше трудно было.

— Что, били, небось?

— Бить не били, а за эсерами шли да меньшевиками. Вот тут недалеко парк трамвайный Воровский. Так

эсера Тарарахмана на руках носили. Красно, подлец, говорил о земле и воле. Один раз после митинга даже в

особом вагоне домой отвезли.

— А у вас?

— И у нас тоже были дела. Махина-то, — больше восьми тысяч рабочих. Как мухи, облепили нас разные

эсеровские, меньшевистские агитаторы. Завком был эсеровский. Нам никакого ходу не было. А теперь все

наши. Как расправились с питерцами да Корнилов выполз, сразу все к нам. Узнали ребята, что Керенский с

Корниловым сообща. Стали кричать: “Долой правительство министров-капиталистов, и вся власть советам”.

Недавно переизбрали думы районные — наше большинство. Советы переизбрали — то же самое.

— А что теперь делать собираетесь, — раз большинство? — спросил Друй.

— Сегодня собрание будет нашего партийного актива. Готовим вооруженное восстание. Настроение у

рабочих самое боевое.

— А на других заводах и фабриках?

— То же самое. А ведь недавно еще на иных фабриках не то что меньшевистские или эсеровские

настроения были — похуже. Оборонцы были. Против всякой политики. Как задеремся мы промежду собой, так

кричат — долой, и слушать не хотят. Прямо толстовцы. Иные фабрики требовали, чтобы докладчики были

беспартийные. Вот мы первое время и выступали, как беспартийные. А теперь горят все! Демонстрация была

недавно. Меньшевики всунулись со своими лозунгами “Да здравствует коалиционное правительство”, а никто