спросил Гончаренко.

— Известно. Хотят анархию. Полный беспорядок, разгул диких страстей. Войну русских с русскими.

— А зачем это им нужно?

— Продались… Ведь они агенты немцев. А немцам выгодно, чтобы Россия перестала быть сильной

державой. Чтобы мы проиграли войну.

— А верно ли это?

— Конечно, верно. Ну, с какой стати стал бы я лгать. Не вместе ли нас вошь ела, не вместе ли на земле

валялись, не вместе ли ранены?

Сергеев опорожнил бокал, подумал немного и добавил:

— Ты не думай чего-нибудь. Я сам сейчас революционер. Состою в партии конституционных

демократов. Я за разумную свободу. Но чтобы заслужить ее, нам нужно разгромить насильников-немцев. А ты,

Гончаренко, состоишь в какой-нибудь политической организации?

— Нет, не состою… Где мне уж!

— Зря. Иди-ка ты к нам. У нас в партии есть простой народ. Есть и солдаты. Теперь, когда большевики

губят свободу, всем честным гражданам нужно объединиться вокруг нашей партии, а не сидеть сложа руки.

— Да… Это правильно… Но я разберусь еще.

— Конечно, надо разобраться. Приходи ко мне, я дам тебе партийную литературу, сведу на собрание.

— Значит, по-вашему, нужно драться с большевиками? — недоверчиво спросил Гончаренко.

— Ну, разумеется. Вот я состою членом городского совета. Жаль, что тебя там нет. Ты бы своими глазами

увидел, что вытворяют эти гнусные большевики. Они ни с какими авторитетами не считаются. Представь себе,

для них, все кто не с ними, — предатели и изменники, а на самом деле — сами предатели и изменники. Какой

позор! Наших великих вождей, Павла Николаевича Милюкова и Керенского, Александра Федоровича, людей,

всю жизнь посвятивших революции, они именуют врагами народа. Ну, разве не позор? Словом, возмутительно.

— Ну, за что мы, по-вашему, воевали?

— Война должна быть, — не отвечая па вопрос, продолжал Сергеев. — А когда окончится война, когда

мы победим, тогда наступит время разобраться во всем. Но не раньше. А теперь не время. Теперь нужно все

силы бросить на войну. Большевики мешают, они сеют в стране рознь и вражду. Ты только представь себе,

Гончаренко, ведь они считают каждого человека, у которого есть пара лишних штанов, буржуями; а таких, как я,

офицеров из народа, объявляют врагами народа. Не удивительно, что за ними иногда масса идет.

— А что же вы думаете делать с большевиками? Ведь они против войны.

— Да. Но пока ничего не поделаешь. И можно сказать, зря мы няньчимся с ними. У революции должны

быть железные законы, и таких, как большевики, нужно устранять. Я уверен, что они будут устранены в

ближайшие дни.

— А что же вы все-таки думаете делать с ними? — повторил свой вопрос Гончаренко.

— В интересах свободы, равенства и братства, победного окончания войны кое-кого из них нужно

арестовать, а иных и расстрелять. Это необходимо для острастки других.

— Выйдет ли у вас это?

— Выйдет — вот увидишь. У нас здесь организован центр друзей свободы и военный комитет. Как

только наступит время, а оно приближается, мы будем действовать решительно.

Гончаренко слушал собеседника, смотрел на его погоны и думал:

“Вот офицер Сергеев претив большевиков, а солдат Удойкин почему-то с ними. Отчего это так? Неужели

Удойкин на немецкие деньга работает? Нет, врет Сергеев. И какие же у большевиков деньги есть, если у них нет

даже тысячи рублей, чтобы выручить товарищей? Что-то неладное здесь. А с другой стороны, откуда у Думы

деньги? Нет, надо узнать и выяснить”.

— Ты зайдешь к нам, Гончаренко, а тебе я письмо из полка дам почитать.

— А что пишут?

— Да все по-старому, только большевистская зараза начинает косить и там. Батальонный Черемушкин

написал мне, что арестовали одного голубчика. И расстреляют, наверное.

— А кто он? Не из нашего взвода?

— Представь себе, как раз солдат нашего отделения. Некий Васяткин. Из вновь прибывших. Такой нахал!

Купили, как видно, парня. Ну, а он рад стараться.

— Откуда у них денег столько, чтобы всех покупать? Что-то не верится, — вырвалось у Гончаренко.