— Н-нет…

— Вот именно. Поэтому я отложу ужин на то время, которое вам потребуется, чтобы привести себя в порядок. Вы — дочь графа. И должны выглядеть соответственно. Вы знаете, что такое графский титул?

Миранда хлопнула глазами. И Лиля продолжила.

— Это значит, что вы должны быть примером, опорой и защитой для живущих на ваших землях. А вы даже умыться не можете. Стыдитесь, госпожа…

Миранда была растеряна. Ошарашена. И Лиля подумала, что первую схватку она выиграла. Но далеко не войну.

И кивнула маячившей в дверях Эмме.

— Быстренько, помогите виконтессе Иртон умыться. И обязательно помыть руки.

Миранда повиновалась. Лиля уселась в освободившееся кресло и подумала, что ей придется приложить массу усилий, чтобы приручить этого дитенка.

А приручать надо.

Зачем?

Ну если романтично и лирично, — это ребенок. Оставшийся один, в чужом месте, беспомощный. Тут же жалость и инстинкт продолжения рода…

Это о романтике.

А если о практике….

Миранда — это еще и инструмент управления ее отцом. Может, жену Джерисон Иртон и не любит. Но дочь…

Дочь он любить должен. Или нет?

Лиля потерла виски. Память ей ничего не говорила. Надо пошептаться на эту тему с Эммой. Пусть поговорит с прибывшими слугами. А потом перескажет ей последние сплетни.

Миранда появилась умытая, но явно опомнившаяся. И определенно собралась устроить скандал. Но Лиля опять не дала ей начать.

— Вы любите печеный картофель, юная госпожа?

— Что?

— Печеное земляное яблоко, — Лиля улыбалась. — Сегодня у нас на ужин этот овощ.

— Я… я хочу сидеть — там!

Пальчик указал на место графини.

Лиля пожала плечами — и пересела.

Миранда села в кресло. И жалобно пискнула.

Лиля буквально три минуты назад приказала убрать с кресла все подушки. В результате — над столом и носа видно не было.

— Урок второй, — произнесла спокойно Лиля. — Прежде чем что-то требовать — подумай, как ты с этим справишься.

— Ты это нарочно?

— Разумеется. Но ведь и ты хотела устроить скандал, разве нет?

Миранда засопела. Но крыть было нечем. Эта странная тетка была не такой, как остальные взрослые. Не орала, не ругалась, не топала ногами, не упрашивала — она не укладывалась в знакомые модели поведения. И Миранда прибегла к безотказному оружию.

Она заплакала.

Лиля посмотрела на маленькое личико, по которому катились слезы. Сейчас бы поцеловать мелкую, вытереть слезинки и все разрешить…. Нельзя.

На шею сядет.

Поэтому Лилиан Иртон прищелкнула пальцами и распорядилась появившейся Илоне:

— Мне подавайте ужин, а виконтессе Иртон — луковицу. Нечищеную.

Любопытство взяло верх. Распорядись Лиля пятью минутами позже, когда Миранда загнала бы себя в истерику, и ничего бы не вышло. Но пока еще…

— З-зачем?

— Чтобы ты плакала подольше. А то крокодиловы слезы — они быстро заканчиваются.

— Чьи слезы?

— Крокодиловы. А ты не знаешь, кто это такой?

Миранда мотнула головой.

— Тогда слушай. Пока нам будут подавать ужин, я расскажу тебе.

И Лиля рассказывала. Про крокодила. Про то, как он обливается слезами, когда глотает добычу. Про птичку, которая чистила ему зубы, про слоненка, которому крокодил вытянул нос… Сказки Киплинга пригодились…

Миранда слушала с открытым ртом. Ей рассказывали про прекрасных дам и рыцарей… Но слоны? Крокодилы?

Это было совершенно новое, а значит вдвойне интересное. И рассказывала Лиля интересно. И картошка была вкусная. И даже использование столовых приборов (графиня должна уметь кушать красиво, тем более такая красивая, правда?) прошло как-то незамеченным…

А после ужина Лиля сама (тяжело, но надо) отнесла Миранду в ее комнату, посидела рядом, пока девочка засыпала — и даже спела колыбельную.

Ту самую, что пела ей в детстве мама.

Лунные поляны… ночь, как сон светла…

Даже если она чуть-чуть фальшивит — кто это заметит? Тем более, здесь…

Миранда так и уснула, цепляясь за руку женщины. Лиля осторожно высвободила запястье из детских пальцев — и подумала, что надо малявке бы что-то пошить. Или связать. Мягкую игрушку она тоже делать умела. Подумаешь, какие мелочи…