Лютые послы

(В. В. Похлёбкин. «Татары и Русь». М., 2000) [421]

Смотрим на таблицу: до 1327 г. всё объяснимо: 1-й приход, 1315 г. – это поход Михаила Тверского на Новгород; на пути к Торжокской крепости он грабит союзный Москве Ростов. Прогоняют князя. 16–19 гг.: буянит уже Юрий Московский, гоняя сторонников Михаила. 20–22 гг. – тут иная ситуация: суздальские купцы, будучи беднее новгородских и менее их организованные (особенно когда в роли купцов – князья), влезают в долги к ордынским ростовщикам, а потом, расплаты с ними ради, трясут уже своих. Некрасиво, конечно. Хотя вспомним, что русские горожане часто просто выгоняли ордынских кредиторов решением веча, попутно отбирая их имущество. Повторная экспроприация, так сказать. Однако, когда послов приводили свои же князья, выгнать их становилось гораздо труднее. Но везде «лютые послы» не выходят из-под контроля князей, особенно Великих – Михаила и Юрия. Заметим, что отряды-то эти были невелики: от 300 до 1000 чел. (за исключением Торжокского и Бортеневского сражений). И у буйного Шевкала был именно сторожевой отряд в 500–800 человек с наблюдательными функциями. А у главного наблюдателя вдруг крышу сносит. С чего бы? Возникает вопрос: а что, у Узбека кандидатуры лучше не было?

Или после переезда митрополита в Москву (на тот момент не обладавшую ярлыком на великое княжество) на Твери поставили жирный крест? Но если это и было так или почти так, Узбек мог предполагать, что буйному Щелкану накостыляют и вышвырнут из города, покрошив самых упрямых, как это бывало раньше, ещё с Александра Невского. Это было бы в духе русских вечевых традиций. Тотальной расправы он не ожидал, к тому же русские знали, что убийство посла карается войной и разорением.

Татары всячески оскорбляли и притесняли горожан. Александру – в духе традиций – раз за разом предлагали побить и ограбить наглых гостей. Но он каждый раз отвечал: терпите, всё уляжется и успокоится. Как это часто случается в истории, великие события начались с мелких, незначительных происшествий, которые, непостижимым образом цепляясь друг за друга, превращались в грозную лавину. 15 августа рано утром, когда еще только собирался праздничный торг Успеньева дня, некий дьякон по прозвищу Дудко повел лошадь к Волге, чтобы напоить ее. Случившиеся на его пути татары, завидев «кобылицу младу и зело тучну», без лишних слов отняли лошадь. Дьякон стал вопить: «Люди тверские, не выдайте!»

Между тверичами и татарами началась драка. Степняки схватились за сабли. Местные – тоже, кто за топор, кто за кистень. Схватка переросла в побоище. Загудели тревожно городские колокола. Толпы народа собрались на вече. Предводителями здесь были братья Борисовичи: тверской тысяцкий и его брат. На вече было решено всем городом выступить против татар. Слыша шум и стук оружия, большая часть татарского отряда успела пробиться, собраться к своему командиру и выступить на площадь.

Сеча была ужасна. От восхода солнечного до самого тёмного вечера резались на улицах с остервенением необычайным. Наконец, теряя людей и слабея от усталости, Шевкал с остатками своего отряда, потеряв надежду пробиться, стал пятиться к княжескому дворцу (а он был деревянным), желая укрыться там или надеясь на милость и защиту князя, но Александр, разгоряченный боем, обратил «дворец» в пепел.

Татарские пастухи, сторожившие свои табуны в окрестностях города, единственные успели бежать в Москву, а оттуда в Орду. Мирные купцы ордынские также были перебиты, а их имущество разграблено. Узбек был взбешён. Получилось очень нехорошо. Сначала тверичане плохо обошлись с его сестрой Кончакой – Агафьей, теперь – сожгли (!) брата – посла со всем отрядом. Пусть он был хреновый, даже склочный брат и параноик в качестве посла; возможно, хан был бы даже рад, если бы драчливые урусы хорошенько бы поколотили его на майдане, намяли бока, сломали б нос и выбили два-три, а ещё лучше 5–6 зубов, для ума, и вышвырнули бы его из города, заодно покрошив его самых задиристых воинов, – в конце концов, всё это можно было б на него же и свалить, как раньше на толстых и жадных баскаков, и накостылять ему же ещё и в Орде – опять же, для ума. А уж потом договариваться с русью, уже по-серьёзному. Но всё произошло слишком неожиданно и резко. Сожгли. Заживо.

Так что Иван Калита пришёл к власти в самый тяжелый момент. Зато он умел ладить и с Церковью, и с Ордой, и с Новгородом. Церковь, похоже, уже определилась: именно в 1326 г., когда ярлык был у Твери, митрополит переезжает в Москву. А Иван Данилович запрещает воинам-язычникам занимать командные посты; громит враждебную Тверь с помощью Узбека; год копит деньги, строит храмы, стены, башни, роет окопы и рвы.

Одним словом, Москва самоорганизуется. А тут и 1345 г. приходит. Генуэзцы-латиняне аннексировали крымские порты. И князья владимиро-суздальские, а теперь уже московские, снова становятся партнёрами. А их вассалитет – снова мягким и слабым. Отметим только, что «Москва не сразу строилась», и у Ивана не сразу дело выправляться стало.

Восстание в Твери было событием из ряда вон выходящим [422]. По своему ожесточению оно превосходило столкновения между русскими и ордынцами, которые случались во второй половине XIII – первой четверти XIV века. Изгнание «бесерменов» из городов Северо-Восточной Руси в 1262 году происходило, судя по летописям, не так кроваво. Эту акцию организовал сам Александр Невский. Тверской мятеж не шел в сравнение и с частыми конфликтами между жителями Ростова и татарами. Так, во время веча 1320 года, вызванного смертью ростовского князя Юрия, «злых татар» изгнали из города, но отнюдь не сожгли поголовно и заживо, как в Твери.

Убийство посла татары считали тяжелейшим преступлением. Словом, тверской мятеж был началом «русской войны»… Именно так или примерно так рассуждал Иван Данилович, узнав от примчавшихся в Москву татар и от своих лазутчиков обо всем, что произошло в Твери [153/1]. Мог ли он радоваться случившемуся? Едва ли. Теперь ему предстояло принять решение, от которого должно было зависеть не только его собственное будущее. Как избежать ханского возмездия? Тверской мятеж больно отозвался для всей Русской земли. В Орде поднялась волна ненависти к русским [153/2]. Иван не рискнул ехать в Орду сразу же после тверского мятежа. Он опасался попасть под горячую руку и понимал, что хан неизбежно вспомнит о нём, когда утихнет вспышка гнева и вернется способность к трезвому расчету.

Московский князь оказался прав. Уже осенью 1327 года гонец привез в Москву ханскую грамоту с призывом явиться в Орду и обещанием «милости». Иван не заставил себя ждать. В Орде он застал военные приготовления. Для похода на Тверь хан велел собрать тысячи всадников. Во главе армии стояли пять «темников великих». Летопись называет имена некоторых из них – «Федорчук, Туралык, Сюга». По имени первого из них поход остался в памяти под названием Федорчуковой рати [425].

Кроме Ивана Калиты, осенью 1327 года в Орду явился Александр Васильевич Суздальский со своим дядей князем Василием Александровичем.