— Ну, я чего смекаю? В Европу ж в том же шестнадцатом веке завоза селитры ешё не было, а порох хреначили — только в путь. Получается, что вся Европа «говённой» селитрой воевала — и ничего, хватало.

— Ну, во-первых, ты точную технологию получения селитры из говна знаешь?

— Дык, этот же… как его… Экскремент! Извини за каламбур, гы-гы! Неужто не осилим?

— А во-вторых — ты в курсе, как это делалось организационно? Чтобы обеспечить порохом небольшую наёмную армию, крестьян облагали натуральной «селитряной» повинностью. Ферштейн? Работа ведь не только говённая — в буквальном смысле — так ещё и геморройная. Добровольно хрен кто соглашался. То есть скупать — пожалуйста, а вот заготавливать самому — ищите дураков. Точнее — говнюков. Ну а «бедному крестьянину», сам понимаешь, податься некуда — куда он на хрен денется с подводной лодки? У тебя нигде не завалялось именьица с крепостными — душ эдак под триста?

— А если за деньги?

— Володя, ну ты же срочную служил и дневальным бывал. Вот засрали твои дражайшие сослуживцы очко в сортире. Ты его отдраил — с мылом, с хлорочкой…

— Ну, допустим, с мылом-то только полы, само-то очко без мыла, — уточнил он.

— Я утрирую для наглядности. Теперь прикинь — ты его отдраил, а эти уроды его опять засрали, а тут ещё и дежурного по части нелёгкая принесла: «Дневальный! Ко мне! Паччиму очко засрано?! Чтоб через пять минут блестело, как у кота яйца!» Ты снова его драишь, а его эти уроды опять засерают, а тебе ещё наряд сдавать. Ферштейн? Так это, Володя, была только преамбула. А теперь — развесь ухи и слухай сюды саму «амбулу». Отслуживаешь ты свой первый год, переводишься в «деды» — всё, звиздец, ни очко драить, ни полы с мылом вздрачивать — уже не положено. Дедуешь второй год, и к концу его забуреваешь окончательно. А дембель всё ближе, и все твои мысли — ну, о бабах, конечно, о водке, это первым делом, но после них ведь хоть изредка и о будущей работе на гражданке подумается. Хорошей, денежной, непыльной — скажем, в офисном планктоне…

— Ну, это ты уж загнул! Ведь слесарю же на автосервисе! Ну, в смысле — слесарил…

— Ну, я утрирую. Мечталось-то тебе ведь наверняка о лучшей работёнке?

— Дык, ясный хрен! Но мало ли, о чём я мечтал! Куда хотел, не брали, взяли вот с железяками ковыряться.

— Вот, вот. Но это всё-таки с железяками, не с говном. А теперь представь себе такую невезуху — уходишь ты наконец, весь из себя такой размечтавшийся, на заслуженный дембель, ищешь достойную твоей крутизны работу, а тебе вдруг даже железяки шкрябать не предлагают, а предлагают только засунуть свою крутизну себе в жопу и ежедневно драить эти сраные очки в сортирах, которые тебе драить уж год, как не положено. Ну и за какие деньги ты согласишься быть «вечным дневальным»?

— Да ты чё, млять, охренел?! Сам-то хоть понял, чего сказал?! — представивший себе эту картину маслом в цвете и в лицах Володя отреагировал весьма эмоционально, — Да хрен за какие! Лучше, млять, в грузчики тогда на хрен пойду!

Потом, опомнившись, добавил:

— Извини, тормознул — аргументация у тебя, млять… Ладно, с говном понял, замяли. А как насчёт Индии? Там же, вроде, месторождения есть. Вдруг привозят?

— А хрен их знает. Но если и привозят, то разве только в Египет. А теперь прикинь хрен к носу — где мы и где тот «Гребипет».

— Твоя малолетка — и та ближе! — не удержалась от шпильки Юлька.

— Прогуляйся туда же, — послал я её в куртуазной форме.

— Я бы с удовольствием, да только вы никак не вырветесь из этой дыры!

Обломавшийся с порохом Володя пригорюнился, оставленный всеми в покое Серёга продолжал «дегустировать» вино, Васкес насвистывал себе под нос что-то героически-тореадорское, а я курил трубку.

— Слушай, идея! — возбудился вдруг снова Володя, — Подводное ружжо!

— Так у тебя ж есть.

— Дык, пневматическое же! Полетят на хрен прокладки — и звиздец ему! А раньше у меня было пружинное — герметизация на хрен не нужна, а конструкция простая, как три копейки! Вот, смотри! — он принялся рисовать на песке, — Мы сделаем пистоль вот по этой схеме, и не одну, а на всех нас. Меткости нам особой тоже на хрен не надо, это же будет грубятина для ближнего боя — вместо однозарядной кремнёвой пистоли…

— Вот это — другое дело! — я достал и сунул ему в руки свой мультитул, — Делай деревянный макет, — потом порылся и отдал ему остатки своей медной проволочки, — Не пружинная, но немножко пружинить будет — для макета достаточно.

— Значит, осилим?

— Осилим, но не тут. Думаю, в Гадесе осилим…

— А чё так?

— Витая проволочная пружина.

— Так твой же Нирул сделал пружинную бронзу!

— Проволока, Володя! Тут есть только простая кузница — кто нам вытянет проволоку? Пушкина грохнули, Лермонтова царь к чёрным на Кавказ сослал. Кто у нас ещё всем дыркам затычка?

— А в Гадесе, думаешь, вытянут?

— Почти уверен. Ты обратил внимание на доспехи римских триариев и части принципов?

— Ну, вроде, на кольчугу похожи…

— Кольчуга и есть — «лорика хамата». По сравнению со средневековой качество у неё ещё то, но нам на её качество насрать. Главное — италийские оружейники умеют тянуть и навивать проволоку. А гадесские — что, пальцем деланые?

За прошедший с тех пор месяц мы с начальником рудника и Нирулом уже дважды мотались в Кордубу. Ему требовалось сдать продукцию и отчитаться, а камешки «для дела» тоже приобретали вместе. Моё присутствие требовалось в качестве нынешнего ИО мастера, Нирула — в качестве будущего. Моя «халтура» при этом на руднике продолжала делаться, поскольку там я оставлял своего нового слугу — Укруфа. Этот двадцатилетний бастулон тоже был из числа захваченных нами в «спасательном» походе, так что присмотреться к нему заранее у меня было достаточно времени. Там, в «городе» уконтрапупленного нашими «великого царя» Реботона, он тоже был рабом, а попал в рабство ещё пацаном — во время сципионовского ещё отвоевания юга страны у карфагенян. При этом погибли или попали в рабство и все его родные и близкие, так что бежать Укруфу было банально некуда. Чужака ведь без роду-племени нигде не ждут с распростёртыми объятиями, и обратить такого в раба — самое милое дело в этих краях. Ну и какой смысл ему менять одно рабство на другое? Собственно, это обстоятельство и стало для меня решающим при выборе нового слуги — мы ж, чёрные — все хитрожопые, гы-гы! А то, что парень — карма у меня, наверное, такая — тоже, как выяснилось, был сыном кузнеца-оружейника, оказалось приятным бонусом. Хоть и недёшево он мне из-за этого обошёлся — пятьдесят шекелей за него отдал, и это ещё по божески, скидку сделали как своему — покупка себя вполне оправдывала. Кузнечно-слесарные работы ему можно было доверить спокойно, да и Нирул, когда мы тоже были там, учил его по моему заданию и своим металлургическим премудростям.