— Так полагается, Андрей Андреевич, — успокоила его Ольга Михайловна. — В таком деле осторожность очень нужна.

— Здравствуйте, братцы, — весело сказал Флегонт, появившись на скате буерака и несказанно удивив своим появлением всех, кто не знал о его приезде.

— Мать ты моя, да это ж Флегонт! Родимый, откуда тебя принесло? — Андрей Андреевич, не веря глазам, ощупал Флегонта. — Да он же, братцы, он, живой Флегонт!

— Ну, раскудахтался! — остановил его Петр. — Здорово, Флегонт!

Флегонт поздоровался со всеми, обнял Листрата, потрепал по плечу Андрея Андреевича.

— Нет, вы только гляньте, каков вымахал! — не унимался Андрей Андреевич. — Ку-уда!.. Батьку перерос. Сибирские-то воздуси пользительны, стало быть? Ах, ах! Ну, удивил!.. Ну, обрадовал! Уж тебя-то мы послушаем, уж ты-то знаешь все. Откуда же ты теперь, парень?

— С чужой стороны, дядя Андрей.

— Чужая сторона — дремуч бор.

— Почему? Ушел с пустым бочонком, а теперь в нем клад, — пошутил Флегонт.

— Ну, так выкладывай! — Андрей Андреевич повеселел.

— Может быть, пора и за дело? Скоро начнется сходка, — заметила Ольга Михайловна.

— Верно! — хмуро проговорил Петр. — Мы не побаски пришли слушать, а насчет земли, как обещали.

— А ты, Петр, все торопишься, словно тебя ветром поддувает, — посмеиваясь, сказал Флегонт. — Не спеши. Вон Сергей сидит, не торопится.

— А чего мне спешить, дядя Флегонт? Я тоже вроде тебя — отрезанный ломоть.

— Надоели, вишь ты, ему наши сельские порядки, — с неприязнью пробурчал Петр. — Будто в матросах легче будет.

— Так вот, братцы, есть у меня одна бумага, крепко она написана. Хотел бы я ее вам прочитать… Желаете послушать добрую речь? — Флегонт обвел всех глазами.

— Насчет земли? — спросил Петр.

— Насчет всего.

— В пещеру бы нам уйти, — предложил Николай. — Увидят тут.

— И то, пойдемте, — заторопился Андрей Андреевич.

— В пещеру так в пещеру, — согласился Флегонт.

Все прошли в яму, освещенную солнцем через щели, пробитые в стене, выходящей в буерак. Когда собравшиеся расселись на обломках песчаника, Флегонт подошел к одной из пробоин, поближе к свету, достал из кармана лист бумаги.

— Вы слышали, братцы, что было в Харьковской и Полтавской губерниях? — спросил он.

— Слышали, — ответили хором.

— Мало ли что слышали. Читай! — вмешался Листрат.

— Желаем, — коротко бросил Андрей Андреевич.

— А кем эта прокламация написана? — поинтересовался Николай.

Флегонт внимательно разглядывал важничающего Николая.

— Умными людьми, — резко ответил он.

— Умных людей много, ты скажи, из какой партии. Может быть, мы и слушать не захотим.

— Из социал-демократической. — И, обращаясь к Ольге Михайловне, Флегонт разъяснил: — Это листовка Петербургского комитета социал-демократов.

— В общем-то социал-демократы люди неторопливые, — насмешливо вставил Николай. — Любопытно, что они в этой бумаге написали.

— Флегонт так посмотрел на сына лавочника, что тот сразу осекся.

— Непонятное говорите, но все уж равно, — вздохнул Андрей Андреевич.

Флегонт начал читать о крестьянских волнениях на Украине. Когда Флегонт прочел, что усмирители отдали крестьянских девушек казакам, Андрей Андреевич вскочил и закричал:

— Ах, сучьи дети!..

— Не перебивайте, Андрей Андреевич, — умоляюще сказала Ольга Михайловна.

— А вы, барышня, мне не указывайте. Я не могу молчать, когда у меня душа ходуном ходит.

«Точно орда дикарей-завоевателей ворвалась в покоренную страну, — читал Флегонт, — и творила свою расправу над беззащитным населением. Мы уже не говорим о том, что весь хлеб, взятый у помещиков, был полностью возвращен. Мало того, во многих случаях отнимали те немногие запасы, которые составляли заведомую крестьянскую собственность…»