Я опускаю лицо в ладони, пытаясь все это осознать. Отец Никандро ответил не на все мои вопросы, но я уже слишком устала, чтобы вспомнить их все. Боюсь даже думать о том, что сделает Химена, когда ей станет известно, что я знаю об «Откровении» Гомера. Возможно, лучше всего будет ей не говорить. А что, если сторонники Виа-Реформа правы? Что, если я не должна ничего знать об этом?

— Отец, — спрашиваю я с дрожью в голосе, которую невозможно унять. — Что же ждет меня у вражеских врат?

— Мое милое дитя, этого я не могу тебе сказать. Никому это неведомо. Мы знаем лишь, что Носителя ожидает великая опасность.

— Но в финале я выйду победителем? Потому что там же сказано: «Могущественна Праведная Правая Рука Господа».

— И снова я не знаю. Мне бы не хотелось тебя пугать, но мне понятнее, чего там не сказано. А там не сказано, что воин достигнет цели и одержит победу. — Он наклоняется над столом и переворачивает свиток. — Взгляни на это.

Список имен с соответствующими датами. Одно имя на каждые сто лет, есть несколько удивительных пробелов в середине. В самом низу я вижу свое имя. Лючера-Элиза де Рикеза.Оно вписано недавно, это понятно по более темному цвету чернил, которые не успели побледнеть. Я смотрю на эти буквы в замешательстве. Гомер возглавляет список, Хицедар-лучник расположился всего в нескольких строчках от меня.

Носители, мои предшественники. Настоящие имена. Настоящие люди.

— Тут есть пропуски. — Я вопросительно смотрю на отца Никандро.

— Да. Наши записи несовершенны. Либо данные были утеряны, либо личность кого-то из Носителей осталась тайной.

— Как такое могло случиться? — Эта мысль поражает меня.

Он пожимает плечами.

— Возможно, они жили далеко от монастыря, воспитывались в язычестве или суеверии, оставались в неведении относительно своей судьбы. Может, они умерли — или были убиты — прежде чем смогли закончить свое Служение. Кому то ведомо?

— То есть это возможно. — Мой самый большой страх обретает плоть. Судьба — вещь слишком неуловимая, чтобы в ней можно было быть твердо уверенным. — Возможно умереть, не завершив Служения.

— О да. Из этих имен, — он проводит рукой над списком, — меньше половины совершили узнаваемый акт Служения. И большинство умерли молодыми. И в муках. Как Хицедар-лучник, который погиб от пронзившей его сердце стрелы.

Шансы не очень велики.

Острая боль возникает где-то внутри головы, боль беспокойства и невыплаканных слез, которые жгут глаза. Я зажимаю переносицу и говорю:

— Почему вы мне это говорите? Моя няня, она…

— Она твой страж. Леди Химена способна отдать за тебя жизнь.

— Она моя няня.

Конечно, она значит для меня гораздо больше, но сейчас я слишком устала и сердита.

— Стража выбирают в ближайшем монастыре, чтобы он присматривал за Носителем. В Оровалле, я уверен, в ее обязанности также входило следить за сохранением твоей неосведомленности на предмет неких пророческих материй. На самом деле, — он смотрит в темноту, — я бы предпочел, чтобы она ничего не узнала об этом разговоре. Оповестить и подготовить тебя в доступных мне пределах — мой долг как настоятеля монастыря Бризадульче, но в Оровалле на вещи могут смотреть иначе.

Однажды Химена уже вышла за рамки простой опеки.

— Она убила человека. Потому что он понял, что у меня есть Божественный камень. — Я внимательно смотрю на отца Никандро, но его лицо остается непроницаемым. Я добавляю: — Она его убила шпилькой.

Его лицо предательски дергается, что меня вполне удовлетворяет.

— Леди Химена — загадочная и удивительная женщина. — В его голосе слышны и уважение, и страх.

С его стороны было очень любезно встретиться со мной в столь поздний час и рассказать мне все, подвергая свою жизнь опасности. Я беру его за руку.

— Моя няня не узнает о нашей встрече.

Он пожимает мою ладонь в ответ, точно так же нуждаясь в уверенности, как и придавая ее. Несмотря на все эти ночные откровения, меня согревает тепло от знания, что у меня есть друг.

— Господь всегда делает мудрый выбор, дитя мое. Я помогу тебе по мере своих сил.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить этот вибрирующий в моей груди страх.

— Если он всегда делает мудрый выбор, то почему столькие Носители потерпели неудачу? Почему иногда он игнорирует мои молитвы?

— Я не знаю, Элиза. Мы многого не понимаем о Божественном камне и его Носителях. Он знает больше, чем мы можем вообразить.

Такими же были слова Аньяхи, перед тем как Бог позволил ей умереть. У меня достаточно самообладания, чтобы не закатывать перед ним глаза, но я не могу заставить себя промолвить подходящие банальности. Верил бы он, что я достойный Носитель, если бы знал, что в моих мыслях постоянно возникают сомнения?

Табурет скрипит, когда я поднимаюсь.

— Благодарю вас, отец. У меня еще остались вопросы, но я слишком устала и… и мне надо подумать обо всем этом.