— Она не воин, — говорит один из них. Конечно, он прав. Когда я убила Заблудшего, это было несчастным случаем.

— Где твои попутчики? — спрашивает другой.

Я уже открываю рот, чтобы спросить: «Какие попутчики?», но вовремя останавливаю себя. Большинство жителей Страны Холмов не говорит на классике. Поэтому я отвечаю ему на плебее:

— Я не понимаю.

Удар следует так быстро, что я даже не успеваю испугаться. Я широко раскрываю рот, губы пульсируют болью, а человек наклоняется ближе, и его глаза светятся оранжевым в свете факела.

— Вы все, варвары, такие грязные. — Он сплевывает. — Мочитесь на себя. Говорите на таком грязном языке.

Он поворачивается к остальным. Глаза уже приспособились, теперь я вижу, что их пятеро, все они одеты в некрашеную кожу с меховой отделкой.

— Спустите ее вниз. Если не сможет карабкаться, пустите под откос.

Они торопят меня через пещеру к выходу и заставляют вылезти на край. Уже слишком темно и не видно, куда ставить ноги и за что хвататься, но копье у моего лица меня вдохновляет. Я скольжу вниз, цепляясь за выступы и впадины. Это не так уж тяжело, как казалось днем. Мое тело прижато к земле, и я понимаю, что утес не отвесно вертикальный. Я решаю скользить дальше, пока не скроюсь из поля зрения моих захватчиков. Я бы рискнула сломанной ногой или травмой похуже, но это был бы неожиданный шаг. Быстрый взгляд вниз меняет мое мнение. Огни лагеря Инвьернов растянулись бесконечной цепью. Когда я окажусь на земле, мне будет некуда бежать. Поэтому я не тороплюсь и осторожно карабкаюсь вниз, тратя на это столько времени, сколько мне позволяет копье, трясущееся перед моим лицом.

Мои руки горят от напряжения, когда мы спускаемся на дно долины, но я до странного полна энергии. Я хочу сбежать, но понимаю, что я недостаточно сильна и недостаточно быстра, чтобы оторваться от захватчиков. Я представляю, на что похоже ощущение от копья, вонзающегося в спину. В силу каких-то причин в данный момент я все еще жива. Они ведут меня через лагерь к большому шатру из отбеленной материи, и единственный внешний знак моего сопротивления, который я могу себе позволить, — это держать голову высоко поднятой.

Другие с любопытством посматривают на нас, сидя у костров. Один наклоняется над кроликом на вертеле, и под жилетом с меховой оторочкой становится заметна грудь — это женщина. Я смотрю прямо на нее, пока захватчики тащат меня вперед. Я понимаю, что на расстоянии не могу отличить мужчин от женщин. Все они одеты одинаково, у них одинаково лохматые волосы и бледная кожа.

Маленький латунный колокольчик звенит на стене палатки. Один из Инвьернов трясет ее.

— Входите, — зовет кто-то, и лед снова сковывает мой живот. Я молюсь о тепле и спасении, а мой конвоир отодвигает створку палатки и заталкивает меня внутрь.

Пряный дымок начинает виться у моей головы, привлекая мое внимание к каменному алтарю, заставленному свечами, сгоревшими до разной высоты. Я моргаю, чтобы очистить взгляд от дыма и мерцания.

— Вы привели мне еще одного варвара, — презрительно замечает все тот же голос. Он глубокий и холодный, как лед у меня в животе. — Почему вы просто не убили ее?

Приземистый человек справа от меня кланяется.

— Прошу простить меня, милорд. Я решил, что это подозрительно, что кто-то настолько непохожий на воина прячется в пещере над лагерем. Но если вы хотите, чтобы я убрал ее с ваших глаз, я…

— Не воин? — Человек делает шаг ко мне. Он среднего роста, как и я, худой как пальма, одетый в ослепляющие белые одежды. У него бледное простое лицо, будто скульптор вырезал его с художественным вниманием к красоте. Длинная коса белых волос змеей вьется по его плечу. Нет, это бледнейший желтый, как тонкая граница рассвета. Меня приводят в замешательство его глаза. Они голубые, как мой Божественный камень. Как он может видеть?

Он наклоняется вперед, так близко, что я чувствую его дыхание.

— Ты ведь маленькая неженка, да? Или ты воин?

Это и есть Кот? Видимо, анимаг? Ответственен ли он за ожоги моих людей? За погружение в войну земель моего супруга и моего отца? Когда я смотрю в его неестественные глаза, что-то вздрагивает у меня в животе. Что-то, отличное от Божественного камня. Мое тело начинает пульсировать; я понимаю, что это ярость.

Я щурюсь и произношу четко и внятно на плебее:

— Простите, я не понимаю, что вы говорите.

Мгновение он изучает мое лицо, потом его глаза вспыхивают, широкие и опасные, он отворачивается и скользит прочь от меня. От того, как он двигается, меня пробирает дрожь. Он грациозен, словно дымок, мягко вьющийся вокруг нас без единого усилия.

Он берет кожух с деревянной полки, что стоит рядом с алтарем, и наливает темную жидкость — надеюсь, вино — в керамическую кружку. Он пьет, задумчиво поглядывая на нас через плечо.

— Вам не удалось поймать троих сбежавших? — спрашивает он.

— Нет, милорд, — отвечает коротышка.

Он снова отпивает. Затем щелкает пальцами свободной руки в каком-то раздраженном равнодушии. Мой конвой замирает. Я смотрю на них, на их глаза, широко раскрытые от ужаса, как они задыхаются и хрипят, неспособные пошевелиться. Это магия, понимаю я, и мой Божественный камень вспыхивает в ответ.