— А вы, магистр, — обратилась ко мне Рита. — Не используете ваш богатый профессиональный опыт, чтобы оценить способности собрата? Ловко его повесит или нет? Приговорённый помашет ногами до заката или испустит дух раньше?

Конечно, она хотела меня задеть, сравнивая с палачом, но ваш покорный слуга и не такие оскорбления слышал и не из таких уст. Вокруг нас воцарилось полное напряжения молчание, но я лишь сдержанно улыбнулся.

— Судьба этого человека в руках Господа, — ответил я. — А как долго будет умирать, не имеет значения по сравнению с тем, сколько длятся адские муки, которые познает, как каждый грешник, осмеливающийся нарушить законы Божьи и человеческие.

Бургграф внезапно закашлялся, а Шпрингер постучал ему по спине.

— Хорошо сказано, магистр Маддердин, — произнёс Линде, когда откашлялся.

— То есть, не знаете, — констатировала снисходительным тоном певица и отвернулась в сторону высокого дворянина, глядевшего на неё с открытым ртом.

Я внимательно смотрел, что придумает златорукий талант из Альтенбурга. Конечно, у него была специально подготовленная верёвка, но этого недостаточно для такого искусного повешенья, какое хотел нам представить. Несомненно, он также постарается, чтобы петля затянулась не на шее приговорённого, а легла на подбородок. Трубы зазвучали ещё раз, а кат с размахом выбил скамейку из-под ног приговорённого. Вот только, одновременно поддержал его за локоть, чтобы тот не повис слишком резко, что могло бы значительно сократить сеанс. Движение руки палача было молниеносным, столь же быстро он убрал руку, но мне не составило труда заметить этот жест. Вот, в этом-то и таился секрет.

Преступник хрипел, краснел, лягался ногами, а слюна текла с углов его рта. Он обмочился, что публика приняла с полным восхищения криком.

— Правда ли, что мужское естество набухает во время проведения казни через повешение, а из семени, пролившегося на землю, вырастает корень волшебной мандрагоры? — с интересом спросила Рита. Я заметил, что она смотрит на конвульсии приговорённого с нездоровым восхищением, а её глаза расширились. Мы когда-то с братьями-инквизиторами задумались, почему среди палачей нет женщин, и пришли к выводу, что по двум причинам. Во-первых, большинство не смогло бы выдержать причинения ближнему страданий и смерти. Однако вторая причина была интереснее. Так вот, мы признали, что то, небольшое меньшинство, которое справилось бы с заданием, открыло бы в пытках извращённое наслаждение, граничащее с сексуальным возбуждением. А это не принесло бы пользы самому искусству, которое следует питать лишённым эмоций профессионализмом.

— Если пожелаете, несомненно, наш почтенный хозяин позволит вам проверить, куда подевалось семя этого человека, — сказал я. Сидящий рядом с певицей дворянин подскочил как ошпаренный.

— Забываетесь! — Произнёс он обвиняющим тоном. — Чуть повежливее с дамой!

— Я невежливый человек, господин, — ответил я, глядя прямо ему в глаза, и он отвёл их, будто мой взгляд обжёг его.

Рита уже открывала рот, чтобы отбить атаку (что, несомненно, не было бы приятно моим ушам), как вдруг наступил неожиданный поворот в действии, который позволил нам быстро забыть обо всей нестоящей внимания дискуссии. Поскольку произошло нечто, что не часто случается увидеть во время экзекуции, и что вообще не должно происходить, когда делом занимается человек столь опытный, как палач из Альтенбурга. Верёвка оборвалась, и приговорённый с сильным грохотом свалился на доски помоста. Кланяющийся публике исполнитель приговора замер на месте, а потом обернулся в сторону виселицы с выражением просто-таки комичного неверия на лице. Впрочем, даже если бы не это неверие, я бы никогда не стал подозревать его в умышленной порче верёвки. Он слишком ценил своё доброе имя и был слишком жаден до рукоплесканий, чтобы даже щедрое вознаграждение могло склонить его к обману.

— Вот дерьмо, — произнёс бесцветным голосом Шпрингер, но его слова услышал, видимо, только я, поскольку рёв толпы заглушил всё. Тем не менее, сложно было не согласиться с этим, столь лапидарным описанием ситуации. Бургграф раскашлялся и покраснел лицом, будто его сейчас хватит удар, а Рита захлопала в ладоши.

— Невиновен, — крикнул кто-то из толпы. — Он невиновен!

— Бог так хочет! — откликнулся кто-то другой. Чего хочет Бог, не простолюдинам судить, тем не менее, ситуация стала вполне интересной. Бургграф кончил кашлять и сейчас жадно пил вино, и красная струя текла по всем его подбородкам. Он отдал кубок лакею и повернулся ко мне.

— Что мне делать? — спросил громким шёпотом.

Я лишь развёл руками, поскольку это было не моё дело.

— Пусть его повесят ещё раз, — радостно подсказала Рита, а Шпрингер прошипел, услышав её слова.

— Не годится, — тихо сказал он. Толпа явно разделилась в своих мнениях. Одни требовали продолжения казни, другие кричали, что приговорённый, видать, невиновный, или, что Бог простил ему грехи. Также я слышал насмешливые возгласы в адрес палача. Златорукий талант тоже их услышал, так как я видел, что его лицо покрылось багряным румянцем. Нечего сказать, вся ситуация была для него, словно пощёчина. Он вступил в оживлённую дискуссию с подмастерьями и даже на одного замахнулся, но слыша смех толпы зевак, убрал руку. Встал на краю помоста, поглядывая в нашу сторону. Как и все знал, что сейчас всё зависит от бургграфа.

— Ведь я не могу отпустить убийцу, Мордимер, — шепнул Линде, а потом поднялся с кресла. Поднял руку в знак того, что хочет говорить. Толпа затихла, и все в напряжении ждали слов бургграфа.

— Почтенные горожане, — выкрикнул Линде. — Для нас удачно сложилось, что с нами, здесь, оказался знаток законов и обычаев, почтенный магистр Инквизиции из Хез-хезрона, лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа. Он скажет нам, что мы должны сделать, дабы остаться в ладу с законом и обычаем. Я был зол. Я был страшно зол на Линде за то, что он вмешивает меня во весь этот цирк. Но я встал, так как бургграф указывал на меня рукой. Видел зловредную усмешку на губах Риты.

— Закон и обычаи святы, — произнёс я сильным голосом. — А в данном случае обычай говорит ясно: приговорённый может быть освобождён, если судья, который его приговорил, отменит своё слово. Если же будет настаивать на его смерти, казнь следует повторить. И вспомните, о чём гласит Писание: Ибо мы не сильны против истины, но сильны за истину. — Я сел обратно.

— Нечего сказать, спасибо вам, магистр, — едко произнёс бургграф, — за ясное и простое толкование закона.

По-моему, толкование как раз и было ясным и простым, но сейчас решение оставалось за бургграфом. Или он действительно думал, что я буду аж таким идиотом, что переложу его на себя? В наши времена никто не обращал внимания на дев, забрасывающих готовых к казни преступников белыми платочками (так как означенных девиц можно было нанять в каждом доме платных утех за небольшую сумму), но обрыв верёвки — дело, несомненно, серьёзное. Редкий случай, вызывающий обоснованные подозрения в проявлении чуда и знака воли Божьей. Хотя, по мнению вашего покорного слуги, если бы хоть половина явлений, называемых плебсом чудом, была им действительно, то у Господа Бога Всемогущего других бы дел не оставалось, кроме как творить чудеса.