— Я защищал его, — пробурчал он. — Говорите, что хотите, но не верю, что он убил этих девок.

— То есть, он был хорошим человеком?

— Хороший, плохой, — подал он плечами. — Кто его знает? Работал за двоих, а кошель с деньгами можно было положить рядом с ним, и не тронул бы. Я ему доверял. Я хотел, чтобы в будущем месяце он начал управлять одной из моих лесопилок. Знаете, помимо всего, он умел писать и читать…

— Имел семью? Друзей?

Шульмастер снова пожал плечами.

— Он был один как перст. Ни с кем не дружил. Даже не спал в людской, а лишь попросил место в каморке, где я раньше держал инструменты. Вполне неплохо там всё устроил. Это был чистый человек. Порядочный. И не пропустил ни одной мессы.

— То есть, его никто близко не знал? Только вы…

— Я? Что значит я? — Купец чуть ли не возмутился. — И что мог о нём знать?

— Однако вы хотели доверить ему лесопилку, — заметил я. — Вы всегда так доверяете незнакомым и неизвестным вам людям?

Он поднёс бокал с пивом к губам, явно затем, чтобы выиграть время.

— Сразу доверие, — сказал он, вытирая пену с седоватых усов. — Он мне нравился, поскольку был работящим. Надо вводит свежую кровь, вот что. Новая метла всегда лучше метёт, не считаете?

— Не слишком мне помогаете, — заметил я. — Что ж, может ваша семья или прислуга.

— Не вмешивайте в это мою семью! — Ого, пожалуй, я попал в его больное место. — Сделайте милость, — добавил он несколько вежливее. — Кроме того, я знаю свои права, — закончил он более твёрдым тоном.

— Это хорошо о вас говорит, — сказал я снисходительно. — Но я посетил вас как друг господина Шпрингера, желая ему и вам помочь в сложной ситуации. Вы собираетесь отвергнуть руку помощи доброжелательного к вам человека?

Мне не требовалось издеваться, иронизировать или использовать завуалированную угрозу. Я произнёс всё предложение спокойным, тихим голосом, но Шульмастер и так побледнел. Ха, это удивительно, как часто приходит слово «побледнел», когда я думаю о реакции беседующих со мной людей! Так или иначе, купец должен был понять, что сегодня я тут в частном порядке, исполняя миссию доброй воли, зато завтра… Кто знает?

— Как я могу вам помочь? — он почти простонал. — Не хочу, чтобы у вас создалось ошибочное представление… Я всегда ценил дружбу достойного господина Шпрингера, но сам не знаю…

— Послушайте, Шульмастер, — я обострил тон, так как этот человек таял в моих руках как воск. — Рано или поздно я дойду до истины. Я пока не хочу привлекать к этому авторитет Инквизиции, но если потребуется, вызову на допрос любого вашего домочадца. На официальный допрос, Шульмастер. А знаете, что люди, допрашиваемые инквизиторами, обретают просто сверхъестественное желание исповедаться. В своих грехах, чужих, и даже не совершённых. Вы меня хорошо понимаете?

Он усердно закивал. Перспектива официального следствия, касающегося дома и его домочадцев, несомненно его ужаснула. Неудивительно, поскольку ужаснула бы любого.

— Сделаю всё, что пожелаете, — произнёс он, опустив голову. — Но поверьте мне, я ничего не знаю. Если желаете, конечно можете осмотреть каморку Угольда.

К формулировкам «ничего не видел» или «ничего не знаю» я уже успел привыкнуть за мою долгую инквизиторскую карьеру. Не поверите, как часто люди пользуются этим затасканным выражением, хотя справедливости ради признаю, что иногда говорят правду.

Мы вышли из дома через заднюю дверь, и купец проводил меня к пристройке, прижавшейся к северной стене. Слово «каморка» здесь не совсем подходило, так как пристройка создавала вполне солидное впечатление, а щели между брёвнами были умело заткнуты соломенной паклей. Шульмастер осмотрелся по сторонам, потом вынул из кармана ключ и открыл замок. Толкнул дверь. Мы вошли в темноту, и купец тихо выругался, ибо споткнулся обо что-то, но сразу же высек огонь и зажёг лампу.

Внутри каморка делилась на два небольших помещения. В первом стоял стол с кривыми ногами и на редкость исцарапанной, почерневшей поверхностью, в другом я увидел набитый соломой матрас и сундук из такого же тёмного дерева. В углу находился небольшой очаг с дымоходом, выходящим наружу.

— Мы ничего здесь не трогали, — сказал Шульмастер.

Я взял в руку порванную тряпку, лежащую прямо возле постели. Рассмотрел её внимательно, а потом вынул из-за пазухи кусок материи, в которую был обёрнут камень, что влетел в бальный зал во время приёма, устроенного бургграфом. Сложно было не заметить, что оба кусочка идеально подходят друг другу.

— Ха, — сказал я.

Я подошёл к сундуку (увидел, что замок был выломан) и открыл крышку. Потом выбросил всё содержимое на пол. Я нашёл старый кафтан, шерстяной плащ с заштопанными рукавами, складной нож с деревянной рукоятью, одну медную серьгу и разноцветный платок.