— А вы, инквизитор?

— Скорее нет, — ответил я, подумав. — Хагат не злая и не жаждет человеческих жизней. Она не убивает ради удовольствия. Как я сказал, её аппетит можно полностью удовлетворить, если давать ей живых животных. И даже не мучает их. Просто высасывает из них в один миг всю жизнь, все витальные силы. Опасность таится в другом, отче настоятель. В том, что пожелают от неё последователи…

— Вы хотите сказать, что люди хуже демона? — спросил он с отвращением.

— Хочу сказать, что улюдей и демонов разные нужды, — объяснил я. — Учёные демонологии утверждали, что Хагат не только физически похожа на змею. Любит хорошо наестся, и насколько я знаю, обожает всякие сладости, засахаренные фрукты, меды стоялые, пряные вина… Также любит долго спать, греясь под высоким солнцем. В женском облике у неё также большой аппетит на мужчин, но не слышали, чтобы неспровоцированная причиняла им вред. Зато якобы бы её нелегко удовлетворить…

— Так говорите, будто… будто вы её почти любите…

— Не для любви демонов я, отче настоятель. — Я рассмеялся, поскольку сама мысль меня рассмешила. — Они просто существуют, и среди них есть очень опасные и менее опасные. По моему скромному мнению, единственной угрозой, которую несёт Хагат, являются желания её последователей. Не говорю, разумеется, о том, что она испытает муки совести перед тем, как убить человека, поскольку с точки зрения живущего почти вечно демона наша жизнь стоит мало. Но если последователи хорошо её кормят, она просто не будет испытывать такого желания.

— Поразительно, — произнёс он немного погодя и снова сжал ладони так, что суставы у него треснули. — Что вы в таком случае собираетесь сделать?

— Разрешите, я оставлю у себя этот амулет, — подвёл итог я. — И первое, что я должен знать, от кого вы его получили.

— Отказываюсь от раскрытия вам этого факта, принимая во внимание святую тайну исповеди, — сказал он благоговейно. Что ж, я уже видел священников, которые святую тайну исповеди продавали за кубок хорошего вина, а других приходилось отгонять, которые всё рассказывали и рассказывали и грехах своих прихожан. Особенно тех, что наиболее пикантны, поскольку эта сторона жизни людской обычно больше всего захватывала наших праведных духовных отцов.

— Для Святой Службы нет тайн, — сказал я. — Напоминаю вам об этом, если не знаете папского эдикта по этому вопросу.

— Знаю, конечно знаю, но понимаете, это всё-таки трудно…

Я терпеливо ждал, поскольку знал, что рано или поздно ему придётся сказать мне всё, что я захочу узнать. Ибо так уж устроен мир, что инквизитор, волей-неволей, должен познавать грехи ближних. И располагать необыкновенной закалкой духа, дабы вываляться в навозной жиже, но выйти незапятнанным.

— Я получил амулет от одного дворянина, — нехотя сказал настоятель. — Его зовут, а скорее звали, ибо умер, упокой, Господи, его душу, Яков Халбен. Имел здесь, в Касселе каменный дом, хотя владенья Халбенов лежат за городом…

— Кто сейчас живёт в доме? — спросил я.

— Дочка? — спросил он сам себя. — Да, кажется, дочка. Ванесса Хаобен, если мне память не изменяет.

— Дайте кого-нибудь, чтобы меня туда проводил, — попросил я.

— Конечно, конечно, — пробормотал он. — Но на меч Господа, будьте осторожны, инквизитор, ибо эти люди могут ускорить события, зная, что за ними следят.

Обожаю, любезные мои, когда кто-то учит меня инквизиторским обязанностям и делится со мной необыкновенно мудрыми советами касательно того, как я должен действовать. Однако я лишь улыбнулся.

— Не беспокойтесь, — сказал я. — Его Преосвященство предписал мне хранить тайну. Конечно, до тех пор, пока это будет возможно, — оговорился я.

— Да. Хорошо. Да. Это хорошо, — ответил он, явно бродя мыслями где-то не здесь. — Ага, — он посмотрел на меня. — Где вы остановились? Потому что я от всего сердца приглашаю к себе. Найдётся удобная комната, а кухарка, — он вознёс глаза к небу, — господин Маддердин, пальчики оближешь!

— Она или её кушанья? — пошутил я.

— Она? Нееет, — он тоже улыбнулся. — Сама не знает, сколько ей лет, но по моему мнению, самое меньшее шестьдесят. Зато готовит за-ме-ча-тель-но! — Он подчеркнул каждый слог, ударяя пальцем о ладонь.

— Если так, — ответил я, — с удовольствием воспользуюсь вашим предложением.

Родственницу настоятеля я увидел, как только спустился по ступенькам. Она стояла возле моего коня и нежно гладила его по морде. Конь раздувал ноздри и спокойно принимал ласку, впрочем, он вообще не протестовал против общества людей, хотя поглаживанию предпочитал кормление сладкими яблоками.

— Прекрасное животное, — сказала она, когда я подошёл, и посмотрела на меня. Её рука замерла на морде лошади. — Поможете дедушке, правда?

— Сделаю всё, что смогу, — пообещал я, задумавшись, как много она знает.

— Догадываюсь, кто вы, — сказала. — Вас прислал епископ, разве не так?

— Чем меньше будете об этом говорить и думать, тем лучше, — ответил я и движением подбородка указал на приближающегося слугу.

— Да. Конечно, — быстро согласилась она.

— Отче настоятель велел мне заняться вашей лошадью, господин, — сообщил слуга, а я кивнул и подал ему поводья.

— Не будете ли так любезны проводить меня к дому? — спросила она.