Не помню почему, но мы должны были неожиданно прервать наше пребывание в Луге, и на следующий день очень рано были уже в пути. Езды от Луги даже на нашей машине чуть больше двух часов, и по приезде, а это было еще утро, Нонна зашла в наш подъезд, а я пошел ставить машину в гараж. Когда я открыл дверь в нашу квартиру, то меня встретила Нонна с прижатым к губам пальцем одной руки, а пальцем другой она показывала на дамские туфли, аккуратно выставленные в передней. Я посмотрел на Нонну и попытался понять, какое чувство превалировало в ней: удивление, возмущение или гордость.

По крайней мере, еще две маевки мы провели в Луге. В 1969 мы отправились уже большой компанией и, кроме нас с Нонной, были Григорьевы, Тамара, Толя и маленькая Светочка, и их приятели — Мокеевы Тамара, Саша и их сын, первоклассник Глеб. Компания должна была быть еще больше, но в последний момент, кажется, наметился дождь, Ельяшкеви-чи передумали, и первое, что мы увидели, войдя в гостиницу, был плакат “Ельяшкевичи дрогнули, а Штеренберги — нет”. На этот раз помимо прогулок и застолья экспромтом была реализована неплохая культурная программа. Саша отлично играл на гитаре и пел бардовские песни, в основном, туристские. Кстати, незадолго до этого учитель вызвал Глеба к доске и попросил продекламировать какой-нибудь стишок. Глеб, не задумываясь, запел “Выходили из избы здоровенные жлобы”. — “Хорошо, Глеб, завтра приходи с родителями”. Моя Нонна тоже была на высоте — на аккордеоне исполнила замечательные военные песни как соло, так и дуэтом с Сашей. Маевка прошла на славу.

И именно поэтому на следующий год желающих принять в ней участие увеличилось. На этот раз в Лугу поехала значительная часть моей группы и даже “рискнул” Женя Ельяшкевич. Я сейчас не помню причины, почему Нонна не смогла поехать с нами — скорее всего, она была у родителей в Ростове. Мы решили гостиницей не пользоваться и разбили палаточный лагерь на берегу озера, но не в самой Луге, а недалеко от Заполья, деревни в 20 километрах от Луги, где у Григорьевых была дача-избушка. Попытаюсь вспомнить участников этого туристического мероприятия: если кому-либо из них придется читать эти записки, то, возможно, ему (ей) будет приятно осознать, что “историей” он не забыт. Борис Гурин, Валя Ларионова, Нина Федотова с будущим мужем Толей, Григорьевы Тамара и Толя, Женя Ельяшкевич и я.

Сразу скажу, что главным нашим культурным мероприятием было застолье. Нина была дипломированным высококвалифицированным поваром, она привезла половину свиньи и нам готовила такие вкусные вещи, каких я, пожалуй, никогда не пробовал. О спиртном мы тоже хорошо позаботились, и ни одна наша трапеза не обходилась без выпивки. А какое это создает на отдыхе настроение! Оставшееся от еды время мы тоже проводили совсем неплохо, собирая грибы, купаясь в озере и даже охотясь, но последним занимались, в основном, Толя и Борис. Именно там и тогда я встретился с явлением, о котором любят рассказывать завзятые грибники и существование которого всегда вызывало у меня большое сомнение. Как-то я один бродил по лесу и вышел на поляну, довольно большую, которая сплошь была покрыта грибами, подберезовиками. Их было так много, наверно, тысячи, что мне показалось бессмысленным сорвать хотя бы один.

Нонна на работе в 1968 году получила две курсовки на август в литовский курорт Друскининкай. Мы ожидали приезда в Ленинград моей мамы и решили этот месяц не разлучаться, а отдохнуть на курорте все вместе. Мама и Миша не возражали. Мы посчитали целесообразным добираться до Друскининкая двумя группами: мы с Нонной на машине, а мама с Мишей на поезде. О дороге рассказывать не буду, но об одном наблюдении рассказать придется. Мы уже въехали в Литву и двигались по ухоженным литовским дорогам, когда обратили внимание на то, что леса забиты войсками, главным образом механизированными, на танках и бронетранспортерах. Нельзя было не заметить необычность формы — черного цвета, но каски и ремни были белые. Мне показалось, что в их виде было что-то устрашающее.

Мой въезд в Друскининкай был очень похож на описанный выше въезд в Киев. Куда бы я не направлялся в поисках своей гостиницы, по любой улице, я оказывался, в конце концов, на одном и том же месте. Комизм ситуации усиливался двумя обстоятельствами. Моя машина была очень заметна для пешеходов из-за непомерно возвышающегося багажника, обернутого какой-то полосатой матрасной тканью, и люди со смехом уже начали меня узнавать. Но мы тоже не оставались в долгу и тоже от души смеялись, потому, что нам казалось, что мы встречаемся с одними и теми же персонажами. Прежде всего, потому, что большинство этих людей были евреями. Как потом оказалось, это было совсем неудивительно — Друскининкай действительно был любимым местом отдыха евреев Советского Союза. Видимо — невидимо.

Я во всю снимал на свою кинокамеру, и мне показались результаты настолько интересными, что по возвращению в Ленинград я впервые попробовал озвучить этот фильм, причем озвучивали его сами действующие лица. Что-то получилось. Все было хорошо, за исключением заключительной части нашего отдыха. Совсем рядом с нами, и поэтому все хорошо прослушивалось по радио, начался последний акт Чехословацкой трагедии — ввод советских войск, а также войск ГДР, Польши и Болгарии. В Чехословакии еще с начала весны начались преобразования с попыткой создания “социализма с человеческим лицом”, которые могли бы стать началом демократизации всего коммунистического лагеря. Но могло ли это допустить коммунистическое руководство стран Варшавского пакта и, прежде всего, Советского Союза? 21 августа была введена 600-тысячная армия. Стал понятным замеченный нами при въезде в Литву маскарад наших войск. Как тяжело было слышать слова, едва доносившиеся из радиоприемника: “Русские, уходите, мы вас не звали”.

Я был не совсем точен, когда только что написал “все было хорошо”. На самом деле хорошо было не все. Нонна чувствовала себя неважно, и это проявилось еще до нашего отъезда. По возвращению из Друскининкая симптомы усилились, ее начали обследовать и обнаружили в женских органах опухоль. Какая — вначале было неизвестно. Доктор, чтобы снять напряжение, дал направление на операцию не в онкоинститут, а в ставший нам родным мединститут. Операция прошла благополучно, а, главное, опухоль оказалась доброкачественной. Так закончилось первое серьезное медицинское испытание для нашей семьи.