В 70-м году намечавшееся ранее преобразование нашего отдела в отделение состоялось. Были сформированы два отдела: теоретических исследований и вычислительный отдел под руководством Козловского, который включал будущую лабораторию для обработки информации гидрофизических полей. Я выбрал вновь создаваемую лабораторию - мне тогда казалось весьма перспективным это направление.

Я помню, что посоветовался на эту тему с Женей, и он поддержал мое решение. Отношения у нас с Григорием Львовичем к этому времени были не самые лучшие, не внешне, но по существу, и он ни словом, ни делом не пытался меня задержать в своей лаборатории. Кроме того, я немного рассчитывал на назначение начальником вновь организуемой лаборатории. Мои претензии были не на пустом месте: костяк лаборатории состоял из моей группы, и у меня уже были реальные результаты в направлении предстоящей работы. Окончательно интересовавший меня вопрос решался уже после того, как был подписан приказ о нашем переводе в отдел Козловского. Помню, как Слава Козловский зашел в нашу комнату и сказал мне многозначительно: “Ну, а сейчас я пойду к Андриевскому решать вопрос о начальнике вашей лаборатории”. Начальником лаборатории был назначен Борис Петрович Марков, главным положительным качеством которого была незлобивость.

Одним из важнейших направлений работы моей группы стала организация и обслуживание малых вычислительных комплексов. Эти комплексы устанавливались на специально выделенных военных надводных и подводных кораблях, которые были оборудованы системой для измерения на различных морских глубинах значений физических величин, определяющих гидрофизическое состояние морской среды. Это состояние, как я писал выше, предположительно должно было позволить обнаруживать наличие в этой среде интересующей нас аномалии.

Я обычно с охотой и интересом выезжал в командировки, но в командировки на корабли — особенно. И каждая такая поездка оставляла свое незабываемое впечатление. В первой половине семидесятых основным полигоном наших испытаний было Баренцево море. Целью моей первой поездки в Мурманск летом 70-го было на месте, на корабле, определить размещение нашей аппаратуры, ее крепление и питание, связь с измерительной системой. Для этих работ нам был выделен СКР — сторожевой корабль. На его корме уже была установлена специальная наклонная мачта с барабаном у основания для размещения, спуска и подъема кабеля со специальными контейнерами, в которых находились измерители физических величин. Эта необычная конструкция впоследствии не раз вызывала повышенный интерес у иностранных разведок.

По возвращении в Ленинград мне неожиданно была предложена горящая путевка в Пятигорск. Поскольку она “горела” у жены помощника директора института, то путевка оказалась в первоклассный пансионат, с полным комплексом медицинских и бальнеологических услуг. Мне даже не пришлось заботиться о билете, а это летом непростая задача. Билет в мягкий вагон, заблаговременно купленный, мне был вручен вместе с путевкой. Побывать на Минеральных водах в сознательном возрасте мне еще не приходилось, а детские воспоминания были смутные, но очень приятные.

И должен сказать, что реальная действительность не только не зачеркнула детские впечатления, но добавила то, что может оценить только взрослый человек. Мне настолько понравились курорты Минеральных вод, что возникло устойчивое желание приезжать туда как можно чаще, что я, по возможности, и стал делать. Очарование этих мест создается, прежде всего, мягким теплым климатом и природой. Здесь именно тепло, а не жарко, идут частые, но не долгие дожди. Дышится легко и свободно. Не случайно еще с девятнадцатого века эти места пользовались особой популярностью у сердечников, а в советское время достать путевку в сердечно-сосудистый санаторий считалось большой проблемой.

В Мурманске мне пришлось побывать еще несколько раз. Один из первых рабочих выходов в море запомнился непогодой и достаточно серьезным волнением моря. Нам сказали, что волнение оценивается в шесть баллов, но неприятные ощущения усиливались наличием мертвой зыби. Как и почему это сочетание переносится особенно плохо, я объяснить не могу, но неопытному “моряку” смотреть на море было страшновато. За бортом поднимались огромные серо-пепельные валы, и примерно такого же цвета было небо. Наш корабль, немалый в длину, был не очень широк, и волна достаточно легко наклоняла его с одного борта на другой.

В моей команде кроме меня было еще два или три человека, и мы сразу же активно подключились к работе — действительно было очень интересно смотреть, как на самописцах воспроизводятся преобразованные в нашей аппаратуре сигналы с измерителей. Обнаружим или нет? Но уже через двадцать-тридцать минут ребята начали бледнеть, затем поднялись со своих рабочих мест и с виноватым видом, шатаясь, побрели в свои каюты.

Мой предшествующий опыт плавания в непогоду, по сути дела, единственный, имел место много-много лет назад. Черное море было неспокойным, меня сильно укачало, рвало, и я еще умудрился обжечься о какую-то паровую трубу.

Поэтому, когда мы теперь вышли в открытое море, я приготовился к тому, что меня смертельно укачает. Но каково же было мое удивление, когда, наблюдая за пораженными морской болезнью, я не испытал никаких неприятных ощущений и в одиночестве продолжал работать. Более того, через некоторое время нам предложили корабельный очень жирный обед, и я его с аппетитом поел, а это во время качки считается высшим пилотажем. Когда же я пришел в свою каюту, каюта была на четыре или на шесть человек, и улегся на свою койку, то начал испытывать то, что испытывают на высоких качелях — ощущение невесомости.