Доказательством того, что Юрка Шкурник не убегал, являлся и тот факт, что убегают обычно в испуге, в панике и стараются убежать как можно дальше от места событий. Юрка же, как опытный боевик и хладнокровный человек, только перемахнув вместе с Бесланом полуразваленный забор, почти сразу же перемахнул и забор соседний, точно такой же полуразваленный, расположенный в пятнадцати метрах дальше по улице. Беслан последовал за ним словно привязанный. И уже там, среди заросшего сада соседнего не восстановленного дома, оба на миг притаились и прислушались, определяя возможность погони. На это ушло всего несколько десятков секунд, может быть, минута. Погони определенно не было. Тогда Шкурник поднял голову, скривив физиономию, злобно усмехнулся не понимающему ситуацию Беслану и тут же неслышимым шагом направился к другому забору, разделяющему этот сад и бывший сад Джабраила. Беслан за ним не последовал, он охранял забор, повернув в сторону провала ствол автомата.

Лаяла собака. Злобно и хрипло. Юрка Шкурник никогда собак не любил. Это у него с детства, когда его основательно подрали два соседских пса. Пришлось даже в больницу обращаться, чтобы там зашили раны, нанесенные страшными клыками волкодавов. И после этого Юрка два года хромал. И хорошо, что сейчас сумели убежать раньше, чем на месте появился пес. Шкурник хорошо знал, как быстры в атаке внешне крупные и неповоротливые собаки. Не всегда успеешь дать прицельную очередь. А потом уже поздно будет, потому что собака в тебя вцепится.

Издалека послышались голоса. Лай собаки мешал разобрать, что говорили, но Шкурник, приблизившись к забору вплотную, остался уверен, что голоса узнал. Разговаривали двое. Один из них, кажется, Ахмат Хамкоев, второй, несомненно, сам Джабраил Алхазуров. Должен был бы там быть и третий человек, который стрелял – часовой. Но, сколько Шкурник ни прислушивался, третьего голоса не услышал. Значит, их всего было двое. Хамкоев пришел со стороны своего дома. Он кричал оттуда, спрашивая, что случилось. Выходит, что в доме, в собственном доме, находился именно Джабраил? И Табиб опять упустил его? Впрочем, если он там находился, то, скорее всего, без своего вещмешка, такого привлекательного невидимым содержимым. Но... Почему?.. Может быть, он этот вещмешок как раз и прячет в развалинах своего дома? Может быть, у него там тайник, и помимо того, что в вещмешке было, и в тайнике найдется что-то, что может заинтересовать?..

От таких сосредоточенных мыслей у Шкурника даже глаз стал смотреть почти прямо, словно он двумя глазами увидел уже содержимое тайника Джабраила Алхазурова. И представил, что пачек с баксами там гораздо больше, чем сейчас в мешке за плечами самого Табиба. Несравненно больше, настолько больше, что и сам он, завладев содержимым тайника, сможет купить себе дом ничуть не хуже, чем дом Джабраила в Германии, где живут его жена и дети. Шкурник не видел этот дом, знал только, что такой дом есть. Даже не представлял, большой он или маленький, красивый или уродец. Но в представлении этот дом вырастал в огромный богатый особняк с садом и обширной открытой лужайкой вокруг. А по этой травяной лужайке дети ездят в электромобилях... И не смотреть на этот дом, а просто представлять себе, что у Джабраила есть такой, было для Шкурника невыносимо больно, словно этот дом отняли у него и отдали другому.

Юрка Шкурник страшно завидовал и очень мучился от своей зависти, как от физической боли, как от ранения... И при этом не виделось медицинского средства, которое могло бы его спасти. Впрочем, средство виделось, хотя и не медицинское. И даже два... Первое – когда сам он будет жить лучше и богаче и не будет никому завидовать. Второе – когда Джабраил внезапно все потеряет и останется ни с чем. Второе средство казалось Шкурнику даже более предпочтительным, более сладким. Тем не менее стремился он к первому, потому что оно было материальнее, а он всегда считал себя человеком от земли...

Беслан контролировал выход из сада на улицу и дважды тихо мяукнул. Шкурник и сам услышал, как по ночной улице проходит машина. Судя по звуку двигателя, тот же милицейский «уазик» возвращается. И так же медленно едет. Непонятно, слышали в машине выстрелы или нет. Издали точно определить место невозможно. Но машина не проехала мимо забора, а свернула на боковую улицу, не доезжая. Табиб понял, что капитан милиции Ахмат Хамкоев решил с выгодой для себя использовать ситуацию, и сейчас менты приедут к капитану в дом. Так оно и случилось, о чем сообщил злобный и раскатистый лай собаки. Интересно, где сейчас находится Джабраил? Не будет же он ментов встречать... Впрочем, дом у Хамкоева большой, и отсидеться есть где... Не будут же у героя дня дом обыскивать только потому, что этого героя якобы застрелить пытались. А Ахмат наверняка скажет, что застрелить пытались его, в отместку за подвиг дня... Не сказать так просто глупость...

Но и сам Юрка Шкурник тоже начал подумывать, что совершил глупость, не убравшись вовремя подальше. Машина, должно быть, пожаловала к капитану не одна. Голосов слышалось множество. А скоро эти голоса приблизились и, кажется, переместились в сад бывшего дома Джабраила. Осматривали что-то там. Хорошо хоть, между двумя разрушенными домами забор не разрушен, и Табиб за забором среди кустов прячется.

– Вот здесь они, наверное, и сидели, – сказал кто-то по-русски. – Ждали, когда в доме свет погаснет.

– Да, – ответил другой, тоже по-русски, но с акцентом. – Если бы не собака, капитана сегодня положили бы со всей семьей.

Главное, чтобы они не надумали в соседний двор войти. Тогда придется стрелять и через заборы уходить в срочном порядке. Здесь не центр города. Уйти можно. И много разваленных домов. Через жилые дворы пройти сейчас проблематично. Почти в каждом дворе своя собака...

– Ладно, что тут смотреть. Пойдем, что ли.

– В соседний двор не заглянем?

Шкурник напрягся.