Гeрзон Лeонид
Шрифт:
— Нет, урагана не было.
— А почему же всё такое косое?
— А у нас с братом глазомер плохой.
— А вы, что, всё глазомером меряете? — удивился Винтик.
— А так быстрее, — сказал коротышка.
Трактор остановился. Грязи во дворе оказалось почему-то больше, чем в поле. Тут ее было не по колено и не по пояс, а по уши. Трактор плавал вовсю.
— Как же мы выйдем? — забеспокоился доктор Таблеткин.
— Не волнуйтесь, сейчас я спущу трап, — сказал фермер. — Я знаю, что городские коротышки любят чистоту.
Он спрыгнул с трактора прямо в грязь. Это был очень высокий коротышка, и грязь ему доходила не до ушей, а только до плеч. Он взял широкую доску и одним концом приставил к кабине трактора, а другим — к крыльцу дома. Знайка, Винтик, Торопыга, доктор Таблеткин и охотник Патрон осторожно прошли по трапу. За ними побежал Булька, но соскользнул и влип в грязь. Булька громко лаял, но от этого увязал всё глубже.
— Скорее спасательный круг! — закричал Патрон не своим голосом. — Он же захлебнется!
— Спокойно! Всё под контролем, — послышался из окна голос.
Другой моряк-фермер, как две капли воды похожий на первого, высунул из окна удочку с привязанным к леске спасательным кругом. Бультерьер, уже увязший так, что только нос и глаза торчали из грязи, вцепился в спасательный круг. У этого пса была мертвая хватка, и таща вдвоем за удочку, братья выволокли его из грязи.
— Держи его скорее, чтоб не начал отряхиваться! — кричал Таблеткин. — А то он мне весь белый халат забрызгает грязью!
Но было уже поздно. Булька стал отряхиваться, как это делают все собаки, и крепко заляпал халат доктора. А также одежду и лица всех остальных коротышек.
— Это ничего! — сказал первый фермер, открывая дверь и впуская гостей в дом. — Наша грязь экологически чистая, даже полезная. У нас, как сами видите, никакого химического загрязнения нет. Одни коровы!
— И все же, — пробормотал Таблеткин, протирая пенсне.
Глава восемнадцатая. КРАПИВНЫЙ ТУПИК.
Hиктошка всё бродил вокруг взорванного автомобиля и никак не мог понять, что ему делать. Голова как-то не хотела работать и придумывать — что же дальше. Наконец Hиктошка почувствовал, что он очень голодный. Попытался открыть багажник, в который добрый Правдюша сложил кучу разной еды. Но, видимо, от взрыва, багажник как-то весь смялся и крышка не открывалась. Hиктошка дергал ручку изо всех сил, но молокомобиль был крепкий, как скала.
Да, жалко. Там и вареное яйцо, и картошка, и помидоры, и хлеб, и даже шоколад был. Hиктошка по очереди перебрал в мыслях все эти съедобные вещи. Он отвернулся от машины и посмотрел в поле. Голова еле поворачивалась, такая была тяжелая. Словно на ней лежал сверху какой-то камень.
Hиктошка вспомнил, что на заднем сидении лежат две запасные канистры — одна с молоком, другая со сметаной, и залез в машину. Там была только одна канистра. Hиктошка отвинтил крышку — молоко. Налить его было не во что, и Hиктошка с трудом поднял тяжеленную канистру, чтобы напиться прямо из горлышка. Но сделав большой глоток, он почувствовал, что молоко кислое, и едва не подавился. Горлышко канистры выскочило изо рта, и кислое молоко полилось ему за шиворот. Фу, какая гадость!
Но как же так, ведь он же сам налил в эту канистру молоко прямо из под Мышуни! Правдюша стоял на высокой лестнице и держал шланг у Мышуниного вымени, а другой конец шланга Hиктошка засунул в горлышко. Не могла же Мышуня давать кислое молоко? «Может, она болеет, и от этого у нее молоко кислое?» — предположил Hиктошка. Он не знал, что от сильного удара или сотрясения молоко обычно скисает. Мышуня тут была совершенно не при чем — молоко скисло от взрыва.
От голода, а может быть, от взрыва у Hиктошки болела голова. Она вообще была такая тяжелая, что он с трудом носил ее. Шея не поворачивалась. Казалось, она вот-вот согнется пополам и голова покатится на землю. «Все ясно, — пробормотал Hиктошка, — меня контузило». Hиктошка так устал носить свою голову, что встал на четвереньки и хотел уже уткнуться лбом в землю, чтобы хоть немножечко отдохнуть. Но тут перед его глазами оказалась ямка, наполненная чистой дождевой водой. Ночью был дождь, а вода еще не успела высохнуть. Hиктошка, конечно же, знал, что нельзя пить воду из ямок. В худшем случае от этого можно даже козленком стать. Но ему очень хотелось пить. И тут он увидел свое отражение.
У Вруши с Правдюшей в доме не было ни одного зеркала. Братья в зеркала не смотрелись. Какой смысл? Хочешь увидеть себя — посмотри на брата, он и есть твое отражение. Так что Hиктошка давно себя не видел.
«Ничего себе! Неужели это я?» Из лужи на него смотрело какое-то страшно худое, черное существо с торчащими в разные стороны волосами, густо смазанными чем-то очень жирным и белым. Несомненно, это была сметана. На голове у существа возвышалась гора этого съедобного продукта — целая сметанная башня, склоненная немного набок.
— Вилка, как же это я так закоптился? — спросил Hиктошка своего мысленного друга. — Да вообще, это же разве я?
— Это ты, — ответил Вилка.
В животе стояла такая голодуха... Правой рукой Hиктошка снял с головы половину сметанной башни и запихнул себе в рот. О-о-о-о! Как это было приятно!
— Здорово пахнет, правда, Вилка?
— О да! — отозвался Вилка.
Быстро проглотив верхушку, Hиктошка запустил пальцы в основание сметанного здания и уничтожил его. Голове сильно полегчало. Она даже перестала болеть. Hиктошка покрутил шеей, помотал головой. Шея прекрасно крутилась, а голова легко моталась. Оказывается, это его не контузило, а всё дело в сметане.