Гeрзон Лeонид
Шрифт:
— Всё, можешь быть спокоен, — сказал Вруша. — До Цветограда долетишь быстрее, чем Баба-Яга на метле.
— Спасибо тебе, — сказал Hиктошка. — Без тебя я бы в жизни домой не вернулся.
И он крепко пожал вымазанную в сметане Врушину руку.
На следующее утро пришла пора прощаться. Hиктошка так подружился с Врушей, что ему не хотелось уезжать. А еще потому, что дождя уже не было и опять выглянуло солнышко. Когда Hиктошка думал о Цветограде и родном доме, и о коротышках, которые хоть его и совсем не замечали, а все-таки были ему родными, то ему очень хотелось ехать. Но Вруша, можно сказать, стал его первым настоящим другом. Хотя Hиктошка-то на самом деле думал, что друга зовут Правдюшей. Да, в сущности, не все ли равно, как его зовут? Главное, чтобы коротышка был хороший. «Только вот что, — думал про себя Hиктошка, — а считает ли он меня своим другом? Может, это мне только кажется, что мы друзья, а на самом деле нет?»
Все же Hиктошка решил ехать.
— Обязательно приезжай ко мне в гости! — сказал он Вруше.
— Конечно приеду! — ответил тот. А ведь мы знаем, что Вруша всегда врал...
Кроме канистр с молоком и сметаной, необходимых для заправки, Вруша нанес в машину еще целую кучу продуктов. У него сегодня с самого утра потели мочки ушей и ногти так и чесались — а это был верный признак того, что пришло время «закинуть вралинку».
— Тут сыр, — показал он на плетеную корзинку, закрытую тряпкой, в которой на самом деле лежала четвертинка крутого куриного желтка. А здесь бутылка с вишневым соком — смотри не разбей.
(Сок-то, на самом деле, был клубничный).
— В мешке огуречный и помидорный кружочки — там складной ножик есть, чтоб нарезать. Еще пюре из печеной морковки. Я его в фольгу завернул, чтоб не остыло.
По-настоящему в фольге было не морковное, а картофельное пюре. И никаких огуречных и помидорных кружочков с ножом, а вместо них в мешке помещалась огромная банка с нарезанной шляпкой маринованного гриба-лисички. Всем этим Вруша до отказа забил багажник молокомобиля.
И зачем Вруше понадобилось говорить на продукты, что они одно, когда они были совсем другое? Вруша и сам не знал. Просто в нем вдруг проснулось сильное желание врать. С утра ему этого вообще всегда больше хотелось, чем после обеда. Когда он называл Hиктошке совсем не те продукты, которые на самом деле лежали в сумках, ему становилось как-то легче. Вообще, можно было подумать, что Вруша собирает Hиктошку в путешествие на целый месяц.
— Зачем столько продуктов? Ты ведь сказал, что два часа ехать?
— Пригодится. Соседей своих накормишь.
Вруше снова ужасно захотелось поврать. Он сам стал себе противен, но ничего поделать не мог. Если Вруша долго удерживался от вранья, у него страшно зудели колени, потели мочки ушей и чесались ногти. А когда уж соврет — становилось намного легче.
«Как же все-таки мерзко врать тому, кто тебе доверяет, — горестно думал он. — Вот Hиктошка уедет, и опять вокруг никого не будет, кроме коров. Да еще и братца — моего отражения».
— Знаешь, — сказал он вдруг Hиктошке. — Иногда так надоест каждый день одну и ту же возле себя рожу видеть!
— Это ты о ком? — удивился Hиктошка.
— Это я о своем братике. Он ведь точная копия я.
Тут Вруша сказал правду, но тут же добавил:
— Только все время врет.
— Значит, кроме вас двоих тут больше никого нет?
— Только коровы.
— Ну так приезжай к нам. У нас в домике места много — можешь жить, сколько хочешь.
— А как же Мышуня и Ласточка, и Матильда, и остальные?
Этим он озадачил Hиктошку. Мышуня по Колокольчиковой улице вряд ли пройдет. Можно было бы, конечно, поселить ее на площади Свободы. Там много места. Но чем ее кормить?
— Ты прав, — сказал Hиктошка. — С коровами вам в город нельзя.
— Вон, возле того столба начинается дорога, — сказал Вруша, показывая на полусгнивший столб на краю луга. По ней езжай — и никуда не сворачивай. Все время строго на север. И через час будешь в Цветограде. Ну, максимум — через три.
— Спасибо тебе, друг, — сказал Hиктошка.
— Да не за что. Чего там...
Вруша смахнул слезу. Ему было тоже очень жалко расставаться с Hиктошкой.
— Может, еще увидимся, — сказал Hиктошка.
— Приезжай в гости, — сказал Вруша.
Hиктошка зажег огонь в машине. Десять минут они стояли молча и ждали, пока молоко закипит. Наконец из-под крышки котла повалил пар.
— Ну, мне пора, — сказал Hиктошка.
Они обнялись, и Вруша чуть не заплакал. Ему было страшно жалко этого коротышку. Но что он мог с собой поделать?
— Погоди! — крикнул Вруша, скрываясь в доме.
Он вынес Hиктошке завернутый в фольгу шоколад.
— Вот, мой брат Вруша сам делал, — сказал он. — Мы его только по праздникам едим. Два раза в году — на Новый год и на День рожденья.
— Может, не надо? — сказал Hиктошка.
— Бери, бери.
Вруша всхлипнул.
— Тебе пригодится. Погрызи, знаешь, от него очень настроение улучшается.
— Ладно, — сказал Hиктошка и положил шоколад в багажник. — Ну, пока!
— Пока!