— Ты хоть чем-нибудь интересуешься? — рассердилась вдруг Ивета. — Разве так можно? Как тебе не надоест!

Если бы не ее письмо, я бы знала, как на это ответить. И не удержалась бы и сказала, что она ничего знать не может. Но хотя ее мать и моя астма (и все, что с этим связано) далеко не одно и то же, это беды одного порядка. Это я понимаю. И потому ничего не ответила.

Ивета посмотрела на меня и сказала:

— А я не поверила вашей Милуш.

На мой удивленный взгляд она ответила:

— Ну что ты так на меня смотришь? Она ко мне приходила, жаловалась, говорила, что ты не хочешь приезжать домой, что ты не пишешь, что они знают о тебе только то, что Мария рассказывает по телефону, и больше ничего.

— Пусть не заботится обо мне, кто ее просит!

— И дебилка же ты, Лени! Если бы обо мне кто-нибудь так заботился, я была бы просто счастлива. Ты должна быть ей благодарна, а то бы я не приехала — ты же знаешь, сколько у меня всяких дел.

— Так значит ты приехала ко мне не потому, что соскучилась, а в качестве миссионера-добровольца?

Я была вне себя от злости и отчаяния. Но на Ивету это не произвело никакого впечатления. Неважно, легкомысленная она или умная, она слишком хорошо меня знает. Пока я орала, она рылась у себя в сумке и потом сказала:

— Безусловно, добрые дела — это моя профессия. Вот, бери косметичку, приведи себя в порядок и идем погружаться в пучины разврата этого города. Как они тут у вас называются?

— «Гранд-отель Централь»! — ответила я. — На площади рядом с заброшенным готическим собором и ратушей, недавно реставрированной, с замечательной надписью: «Этот дом ненавидит лень, любит мир, наказывает преступления, осуществляет право и почитает благородных людей». Внизу кабак, но нам туда можно будет ходить только после выпускного вечера.

— Потрясающе! Из тебя вышла настоящая туземка! — засмеялась Ивета. — Я вижу, что тут нравы намного строже, чем в нашей стобашенной столице. И не говори мне о выпуске: нам и так об этом уши прожужжали, а я себе и представить не могу, что произойдет в будущем году или через год.

Я надела то, что наша Милуш назвала бы мини-юбкой, и мы вышли с Иветой из дома в полном согласии. Я повела ее на набережную — здесь осенью очень красиво. Липовую аллею сменила каштановая, дети собирали там блестящие коричневые плоды, которых нападало намного меньше, чем было до них охотников.

— А что вы будете с ними делать? — спросила я у малышей тоном взрослого человека.

— Серну кормить, — ответила девочка.

Солнце освещало блестящие от вчерашнего дождя ветви.

— Вполне мирный, успокаивающий пейзаж, — сказала Ивета.

— Махнемся. Она вздохнула.

— Конечно, я понимаю, что тебе тяжело. Но ведь бывают несчастья хуже, постарайся это пережить с наименьшей затратой сил. Ты была лишь на подступах к карьере, а каково достигшим самой вершины? С ними тоже иногда кое-что случается…

— Но у них что-то уже было, а мне не дали даже попробовать.

Она снова вздохнула, и мы замолчали.

— А здесь бывают танцы, — показала я на отремонтированное здание заводского клуба.

— Маленький Рудольфинум [16] , не иначе.

— Строил тот же архитектор.

— Если ты скажешь его имя, я тут же умру.

Не пойму я ее: издевается надо мной, как будто я виновата, что у Марии ассоциативная методика обучения. Конечно, мне плевать на все эти местные достопримечательности, но ведь она тоже требует этих знаний! Я была там в зрительном зале — никому бы в голову не пришло, что это клуб: мрамор, позолота, лепнина, гобелены. Все сверкает, никакого модерна, все очень красиво.

— Ты что, не ходишь на танцы? — спросила Ивета.

— Конечно, я умею танцевать, но боюсь, что если бы я пошла и меня бы кто-нибудь пригласил, он мог бы оказаться ниже меня ростом, хотя ребята говорят, что им это неважно.

— Моя мать утверждает, что мужчин всегда вдохновлял ее маленький рост.

Это неожиданно нас развеселило.

Мы еще смеялись, как вдруг двери клуба раскрылись и из них вылетела Ева. Она прыгала через две ступеньки и чуть не сбила с ног Ивету. Она посмотрела снизу вверх на Ивету, потом на меня. Ну и вид у нее! Пусть смотрит, какие у меня подружки. Вот, милая Евочка, я тоже была командиром не хуже тебя! А девочки у меня были — Иветы, Мадлы и Мирки — не то что твои наседки!

— Это моя подруга детства, — рекламировала я Ивету. — Лучшая ученица нашего класса. — Тут я немного переборщила, но ничего.

— Я всегда восхищаюсь баскетболом, — объявила Ева. Она так и не поняла, что я ее хотела задеть. — Но я для баскетбола маленькая. Кроме того, здесь традиционно играют в гандбол.

— И для гандбола ты, пожалуй, тоже мала, — свысока проговорила я.

— Тереза тоже невысокого роста, а была прекрасной защитницей, — уколола меня, сама того не ведая, Ивета. — Пока ее не подбили. Помнишь, с тобой тоже так было? — повернулась она ко мне.