Шрифт:
И в очередной раз ошибся.
«Во ФСИН говорят, что господа Ходорковский и Лебедев далеко от Москвы сидеть не будут, поскольку Генпрокуратура собирается предъявить им новое обвинение», — писал «Коммерсант».
И ошибался.
Колония
Платон Лебедев нашелся 13 октября в колонии особого режима ОГ 98/3 в поселке Харп Ямало-Ненецкого округа (ЯНАО). На территории этой колонии есть небольшой участок общего режима.
Заговорили о том, что и Ходорковского доставят туда же. Ну, или в Пермскую область. В Новгородскую. В Свердловскую…
Его искали девять дней…
Пресса, родственники.
Адвокаты сбились с ног, разыскивая своего клиента.
Тем временем за 6000 км от Москвы, в Краснокаменске, маленьком городе почти на китайской границе, произошло, казалось бы, никак не связанное с этим событие…
— История с Михаилом Борисовичем у нас началась с 18 октября 2005 года совершенно неожиданно для меня, — рассказывает мне Наталья Юрьевна Терехова, адвокат, заведующая юридической консультацией в Краснокаменске. — О том, что у нас в городе появился Михаил Борисович, я узнала от парикмахера. Она сказала: «Знаешь, к нам в зону привезли Ходорковского».
Я говорю: «Что, привезти его больше некуда?»
Она: «Совершенно точно: привезли Ходорковского».
Я уезжала в этот день в командировку в Читу. Она в шестистах километрах от нас. Краснокаменск находится на юге читинской области в девяноста километрах от Забайкальска, а Забайкальск на границе с Китаем. А если по прямой, то до китайской границы около 30 км. Краснокаменск построили для, как говорили раньше, «важнейшей отрасли народного хозяйства»: добычи урана. Это была закрытая административно-территориальная единица, и при советской власти город жил неплохо. А после 1991-го — стал бедствовать. Основное градообразующее предприятие — объединение, которое занимается добычей урана, и все остальное подчинено этому.
Я уехала в командировку 15 октября. Вернулась 18-го. До Читы 15 часов поездом. Очень долго для 600 км: дорога плохая. Автомобилем получается около 8–9 часов, потому что дорога… Дураки и дороги — вот и все! Но ездим все равно на машине. Самолеты раньше летали три раза в день, когда было все благополучно и был СССР. Потом их отменили. Аэропорт в городе есть, но самолеты не летают. А лететь всего час.
Я тогда заведовала всеми адвокатами города Краснокаменска.
Приезжаю из командировки, и у меня на столе лежит уведомление о том, что администрация ФГУ [181] ИК-10 просит меня прибыть к ним в учреждение.
181
Федеральное государственное учреждение.
Приглашение колонией адвокатов — практика не распространенная, и я не откликнулась.
Они начали звонить. Спецчасть [182] . Начальник спецчасти. Просили приехать. Я говорю: «Пока вы мне не озвучите причину моего приезда, я не приеду, мне необходимо это знать». Добиваться пришлось долго, пока они не сказали: «У нас здесь Ходорковский, он хочет вас видеть».
Я уже знала, что это не тот человек, с которым можно общаться безнаказанно. Отношение властей к нему очень, очень и очень плохое. И задумалась: «Ехать, не ехать?» Если поеду — возникнут проблемы. К тому же у него много московских адвокатов, зачем я понадобилась?
182
Специальная часть, где находятся все личные дела осужденных. Она же занимается непосредственно движением бумаг, связанных с общением с судами, со следствием и т. д.
Потом подумала, что он все-таки человек, непонятно, как оказался в Краснокаменске, и Ходорковский, не Ходорковский, а надо выяснить, зачем ему помощь. Второе взяло верх, и я поехала не к Ходорковскому, а к человеку, которому требуется помощь.
Начальником колонии тогда был Александр Геннадьевич Евстратов. И в администрации ко мне отнеслись внимательно. Пригласили к нему в кабинет. Оказалось, что поступило заявление от Ходорковского с просьбой вызвать адвоката Терехову для беседы и оказания юридической помощи.
Я говорю: «А почему не уведомили его родственников и адвокатов?» Они промолчали.
И я пошла на встречу с Михаилом Борисовичем.
Нас привели не в кабинет, где я обычно встречалась с подзащитными, а в помещение ШИЗО: штрафной изолятор, где отбывают наказание те, кто совершил нарушение. Я очень удивилась: не успел приехать — и сразу ШИЗО. Меня привели в кабинет в помещении ШИЗО, хотя раньше там не было комнат для общения с адвокатами.
Кабинет был перегорожен сеткой, похожей на сетку Рабица — фактически клетка. Когда я вошла, там никого не было. Стоял столик, я присела. Я привыкла общаться с подзащитными за одним столом. Так было всегда. Встреча с обыкновенным подзащитным происходит в комнате для встреч с адвокатами, а не в помещении ШИЗО. Там был стол, а тут кабинет разделен решеткой наполовину. Михаил Борисович зашел, поздоровался и сел напротив меня. Мы начали общаться с ним за одним столом.
Буквально минут через двадцать заходит человек, который руководит оперотделом колонии, и говорит, что общаться за этим столом нельзя, и Михаила Борисовича необходимо поместить за решетку.
Ну, так как я дама с характером и не привыкла, чтобы моих подзащитных ущемляли, тем более неправомерно, и начала возмущаться. Я сказала, что не могу так общаться с человеком, мы не в зоопарке, и я не вижу никакой угрозы с его стороны и необходимости его изолировать. На что Михаила Борисович сказал: «Вы сейчас будете многому удивляться, но вы не удивляйтесь, я уже ко всему привык, мне необходимо с вами пообщаться, пока мне предоставили такую возможность, возмущаться по этому поводу мы не будем».