Узкий янтарный глаз неба открывается на южном горизонте.

— Там, сэр! — восклицает, словно подросток, Хоувелл. — Два дельфина!

Пенгалигон никого не видит, лишь тяжелые стальные волны с синеватым отливом.

— Где?

— Третий! Красивый! — указывает Хоувелл, вздыхая. — Исчезли.

— Увидимся за обедом, — говорит Пенгалигон Хоувеллу и уходит.

— A — а, обедом, — повторяет Сниткер на английском и показывает, как пьет.

«Господи, даруй мне терпение, — Пенгалигон сухо улыбается, — и кофе».

Начальник интендантской службы выходит из капитанской каюты, подписав все дневные расходы. Его монотонный голос и кладбищенский запах изо рта оставили Пенгалигона с головной болью, добавившейся к болям в ноге. «Хуже работы с интендантом может быть только одно — быть им, — говаривал его наставник, капитан Голдинг, много лет тому назад. — Каждой команде нужен объект ненависти: пусть это будет он, а не ты».

Пенгалигон выпивает густую жижу со дна кружки. «Кофе обостряет мышление, — думает он, — но жжет кишки и укрепляет моего заклятого врага». После отплытия с острова Принца Уэльского нежеланная правда явила себя во всей красе: подагра пошла во вторую атаку. Первая случилась в Бенгалии прошлым летом: к чудовищной жаре добавилась чудовищная боль. Две недели он не мог вынести даже легкого касания простыней его ноги. После первого приступа болезни еще оставалась возможность как-то отшутиться, но после второго он рисковал получить прозвище «капитан — подагрик», и Адмиралтейство тут же списало бы его на берег. «У Хоувелла могут зародиться подозрения, — думает Пенгалигон, — но он не осмелится озвучить их. Офицерские кают — компании забиты первыми лейтенантами, осиротевшими из-за преждевременного ухода их капитанов». Хуже, если Хоувелл соблазнится предложением какого-нибудь ловкача и переметнется на другой корабль, лишив Пенгалигона самого лучшего офицера, с которым он — как за каменной стеной. Его второй лейтенант, Абел Рен — со связями у него все в порядке благодаря женитьбе на строгой дочери командора Джоя, — тут же оближется от мысли о столь нежданной вакансии. «Выходит, я, — приходит к выводу Пенгалигон, — вступаю в гонку с моей подагрой. Если я захвачу голландскую медь этого года и — пожалуйста, Боже, — открою сокровищницу Нагасаки прежде, чем подагра уложит меня в постель, о моем финансовом и политическом будущем можно не тревожиться». В противном случае, Хоувелл или Рен запишут на свой счет захват меди и торговой фактории, а если операция провалится, его, Джона Пенгалигона, отправят в отставку. Ему придется уехать в сельскую глубинку юго — западной Англии, жить на пенсию — самое большее двести фунтов в год, которые будут вечно опаздывать, и завидовать всем. «В мои самые мрачные часы я говорю себе, что Госпожа Удача, похоже, восемь лет тому назад даровала мне капитанство только для того, чтобы получать удовольствие, опорожняя кишечник, присев надо мной». Во — первых, Чарли закладывает остатки семейного состояния, занимает деньги под именем младшего брата и исчезает; во — вторых, его агент, через которого Адмиралтейство выплачивало ему призовые деньги, и банкир сбежали от правосудия в Виржинию; в — третьих, Мередит, его дорогая Мередит, умерла от тифа; в — четвертых, его Тристам — энергичный, умный, почитаемый всеми, симпатичный Тристам погиб у мыса Сент — Винсент [81] , оставив отцу лишь горькую печаль и нательный крест, сохраненный корабельным хирургом. «А теперь идет подагра, — думает он, — чтобы разрушить и мою карьеру».

— Нет. — Пенгалигон берет зеркало для бритья. — Мы заставим удачу повернуться к нам лицом.

Капитан выходит из каюты в тот самый момент, когда часового — его фамилия Бейнс или Пейне — сменяет другой матрос, Уокер, прозванный Шотландцем: они отдают друг другу честь. На батарейной палубе Уолдрон, старшина — артиллерист, стоит на коленях у орудия вместе с Моффом Уэсли, парнишкой из Пензанса. В полумраке и в шуме бушующего моря они не замечают прислушивающегося к ним капитана. «Давай с самого начала, Мофф, — говорит Уолдрон. — Что первое?»

— Пробанить ствол влажной щеткой.

— А если какой-нибудь сучий кот сделает это плохо?

— Он оставит угли с прошлого выстрела, а туда же нам порох загружать, сэр.

— И артиллеристу оторвет руки: я такое однажды видел, и мне хватило. Что второе?

— Заложить пороховой заряд, сэр, или просто засыпать порох.

— А порох принесут в клювах маленькие птички?

— Нет, сэр. Порох я приношу с порохового склада, который на корме, сэр, всякий раз — для одного выстрела.

— Так и надо, Мофф. А чего бы нам не хранить все здесь?

— Одна искра разнесет нас на хрен, сэр. Третье, — Мофф считает, загибая пальцы, — утрамбовываем порох поплотнее прибойником, сэр, четвертое — закладываем ядро, пятое — заталкиваем пыж, потому что при качке ядро может выкатиться прямо в море, сэр.

— И тогда покажем себя настоящими французиками. Шестое?

— Выкатываем орудие, чтобы лафет крепко прижался к фальшборту. Седьмое: трубку с порохом в запальное отверстие. Восьмое: поджигаем его с помощью кремня и огнива, и поджигающий кричит: «Отойти!» — и порох в трубке поджигает основной заряд в стволе, и пушка стреляет, и все, что на пути ядра, разлетается в клочья.

— И что при этом происходит с лафетом? — вступает Пенгалигон.

Уолдрон захвачен врасплох, как и Мофф: он вскакивает слишком быстро, чтобы отдать честь, и ударяется головой.

— Не заметил вас, капитан; просим прощения.

— И что при этом происходит с лафетом, — повторяет Пенгалигон, — мистер Уэсли?

— Откатывается назад, пока его не останавливают крепежные веревки и каскабель.

— Что может откатывающееся орудие сделать с ногой, мистер Уэсли?

— Ну… эта… от ноги совсем немного останется, сэр.

— Продолжайте, мистер Уолдрон, — Пенгалигон идет дальше вдоль правого борта, вспоминая те дни, когда был подносчиком пороховых зарядов и держался за канат, протянутый поверх голов. С ростом пять футов и восемь дюймов, то есть гораздо выше среднего роста матросов, ему приходилось постоянно следить за тем, чтобы не ободрать голову о подволоку. Он сожалеет, что недостаточно богат и у него нет призовых денег, чтобы купить порох для пушечной практики. Капитанов, которые используют более трети запасов на подобные упражнения, морское командование не жалует.