(обгоревший лист без нумерации, исписанный с обеих сторон. Из этого ли места летописи он? — Р.С.)

…ютились в палатках, в двух-трехслойных, с железными печурками, с пришпиленными к брезентовым стенкам изображениями киноактрис. В матерчатых домиках стоял зеленый полумрак, пахло цветущим от сырости хлебом с белесой корочкой (кстати, ученые на основе гниения и образования грибков изобрели знаменитое лекарство пенициллин), в палатках мигали и чадили свечи, бренчали гитары и слышались нарочито хриплые песни про дым костра. Чудесно!..

Но подросло и новое поколение строителей, которое хотело жить с первого дня в общежитиях и даже квартирах с ванной и телефоном, и пришлось строить дома хотя бы с титанами…

Так миновало несколько лет. Строительство то замирало, то снова устремлялось вперед под крики «Ура!». Вот буркнет кто-то в правительстве, что ГЭС устарели, что их ток не окупит стоимости залитой морем тайги, убитой рыбы (не может же она проскочить на нерест через плотину!), кто-то скажет вот так — и стройка затихнет. Но потом победит другое мнение — и снова везут железо и людей, люди обнимаются с железом, наливают в него бензин — и вновь разваливаются горы, содрогается земля, и русло реки становится уже…

Описывать подробно в метрах и тоннах работу нет смысла. Не об этом пишу. Да я думаю, видели вы в наших кинофильмах краны с ковшами, вереницы машин с гравием и бетоном, строителей в касках (чтобы не убило метеоритом, как додумался журналист Владик — см. дальше)…

Короче. Несколько лет лихорадило стройку, весной в пятый раз сменили руководителя. Летом новый начальник, благодаря личным связям в Москве и упорству на месте, добился того, что осенью, когда перед зимой река несет меньше всего воды и еще не холодно (градусов пять мороза), Зинтат был перекрыт, воду пустили через водосливные отверстия правобережной части плотины, а левобережный котлован — старое русло Зинтата — отгородили дамбой, высушили и стали ковыряться в нем. Надо же возводить здание ГЭС, где со временем закрутятся генераторы тока мощностью по 650 тысяч киловатт.

А зима наступила грозная. Вокруг солнца — белый круг. Ночью вокруг луны — крест и круг, и черт знает что еще. В узком мрачноватом каньоне Зинтата, на бесконечном ледяном ветру, высились бетонные башни будущей плотины, как раскопки Трои…

И вдруг… нежданно-негаданно начало нарастать неясное событие, надвинулось мгновенно, коснулось каждого, ослепило душу и затмило разум…

(судя по нумерации, не хватает несколько страниц — Р.С.).

Уже поздно ночью Валерию домой позвонил Саша Иннокентьев, инструктор водолазной группы и сообщил ужасную новость: рабочий Климов, вызвавшийся вместе с молодыми водолазами обследовать обстановку перед донными отверстиями, подо льдом потерял сознание, не откликался на специальные сигналы сверху. Климова вытянули, перетащили в теплый отсек в галерее, обтерли спиртом, переодели. Был вызван врач из поселковой больницы, он сделал укрепляющие уколы, и сейчас рабочий почти в норме.

— Кому-нибудь еще доложили? — зло прошипел Туровский.

— Пока нет, только вам. Ну и ребята знают.

— Где он?

— У себя в общежитии. Прописали постельный режим.

— Больше никого под лед не пускать! — сквозь зубы выдавил Туровский. «Все-таки прорвался, подвига захотел». И вдруг рассвирепев донельзя («Сколько же можно?!», позвонил в штаб, дежурному: — Сегодняшним числом уволить Климова со стройки. Свяжись с отделом кадров, прямо с утра, причина — нарушение трудовой дисциплины. Не забудь!

Дежурил тихий, исполнительный Помешалов.

— Действительно!.. — только и сказал он. — Давно пора. Вы правы, Валерий Ильич. А то, что он заболел, конечно, от водки.

Ни Туровский, ни дежурный не знали того, что в общежитской комнате, куда отвезли Климова, никого нет, все его молодые дружки срочно вызваны в котлован, в третью смену, — в авральном темпе наращивают бетон над пятым донным отверстием, там — трещина. Сердито упав в постель и продолжая мысленно уничтожать Климова, Валерий долго не мог уснуть. «Проклятый самовлюбленный старик!..»

Когда под утро вернулись в общежитик Хрустов и его друзья, старик лежал, трясясь, мокрый под одеяльцем, без сознания. Переохлаждение? Что-то с сердцем? Всех напугал синюшный оттенок кистей его рук, пальцев ног и прерывистое, редкое дыхание. Лева побежал с вахты звонить в местную больничку, но в воскресенье (было воскресенье!) там никого еще не было. А «скорая помощь» в далеком городе Саракане заказ не приняла — посоветовали связаться с районной больницей. А райцентр Колебалово, которое на картах значилось как Ленино, но народ упрямо называет его Заколебалово, вовсе не отвечал — наверное, порывы на линии, как сказала телефонистка.

«Души заветные порывы». А.С.Пушкин.

Клокоча от негодования и от чувства собственной вины (чем занимался вечером?! Нет, чтобы пойти к полынье, подстраховать старика), Хрустов позвонил Васильеву домой (телефонный номер он запомнил).

Он выпалил ему новости, добавив, что Климов старался, что он не виноват, дольше всех пробыл подо льдом, вынес много информации, но ему надо врача…

Васильев молча выслушал, буркнул:

— Будем думать. — И повесил трубку. Проклятый чиновник, что за рыбье выражение! Туровскому позвонить? А что он может?!