Тот перевел, прибавляя от себя слова в пояснение, оказался он переводчиком.

— Karl Birkholz, — твердо ответил корнет. Настоящих бумаг он с собой никогда не носил.

Допрашивали трафаретно: куда ехали на мотоцикле, какое имел поручение, где стоит и какие оперативные задания имеет часть? Переводчик переводил все эти вопросы с русской речи на немецко-еврейский арго, так что Подберезкин с трудом его понимал. «Очевидно Наташа его не выдала — радостно думал он, — не сказала, что он русский; иначе они не призвали бы этого еврея в переводчики». Сама Наташа отлично понимала по-немецки и, если бы не переводчик, может быть, удалось бы ей что-нибудь сказать. Кроме нее никто из сидевших за столом по-немецки, по-видимому, не говорил.

Подберезкин, отвечал, стараясь говорить сложными фразами, редко употребляемыми словами; переводчик половины не понимал, в переводе путался, много раз повторял одно и то же к явной досаде командира партизан.

— Плохо ты, друг, вижу, кумекаешь — сказал он под конец саркастически.

Переводчик смущенно улыбнулся и смолк.

— Отпустите его, полковник, — вмешалась Наташа к радости Подберезкина. — Сами справимся, я понимаю по-немецки.

— Переводчик, можете выйти, — приказал командир, и тот поспешно и смущенно вышел.

Когда Наташа перевела первый вопрос, корнет различил веселые огни в ее глазах, хотя она сделала сердитое лицо. Сам он едва находил силу, чтобы подавить улыбку или даже не сказать ей чего-нибудь лишнего. Командир отряда допытывался, как велики силы немцев в окрестности, спрашивал всё о каком-то обозе с аммуницией, о том, знали ли у немцев о его лагере и что про него говорили Смотря прямо в глаза Наташе и стараясь придать лицу каменное выражение, корнет отвечал, что ничего не знает, служил в интендантстве, ездил узнать насчет фуража. Наташа медленно переводила, стараясь сделать его роль еще более безобидной.

— Я так и полагал, что от него многого не узнаешь. Парень, видно, не боевой, в плен не стоило брать. Крыса интендантская. Отвести назад! — закричал он Семухину и обратился потом к Наташе: — скажите ему, что ежели набрехал, ежели он другой кто — шпион фашистский — узнаю, скормлю ракам, как пить дать.

Наташа перевела и вдруг прибавила от себя.

— Вам надо уходить отсюда. Чем скорее, тем лучше. Скажитесь больным, чтобы я могла вас видеть. — И прежде, чем он смог что-нибудь ответить, сама обратилась к главному: — Говорит, что болен. На грудь жалуется, разрешите после осмотреть?

Командир отряда кивнул молча головой, что-то записывая.

В эту минуту в воздухе послышался расширяющийся и будто описывающий кривую визг, командир отряда успел что-то закричать, вскочил и бросился на землю офицер сбоку, и с грохотом, выворачивая окна и двери, разорвался где-то совсем близко снаряд Корнет увидел, как упал командир, а Наташа, отбежавшая раньше от стола, только качнулась на сторону; сам он тоже устоял. В ушах гудело, что-то ходило, переливаясь в голове, но он разобрал, как спросил офицер подымаясь.

— Живы?

— Живой, — отвечал командир с усмешкой, тоже подымаясь, и стряхивая пыль. — Из крупной бьют фрицы. Видно, пронюхали.

Он повернулся к офицеру:

— Ставлю вам боевую задачу: со взводом партизан выяснить позицию, нащупать противника и войти с ним в соприкосновение. Противник может подойти разве что лесом от хуторов. На большой дороге стоят посты — донесения не было. Справа река, как вам известно. Если надо — принять огонь на себя! Я пойду с тылу, с выселок Соединимся у оврага в лесу Поняли?

— Так точно, товарищ полковник.

— Ну, с Богом — неожиданно сказал тот и обнял офицера — Ты как пойдешь?

— А я оврагом поведу.

— До победы… Товарищ Есипцева, вы идите в траншею, нечего вам тут оставаться. Ваше дело позднее будет. А пленного, Семухин, обратно в землянку. Кругом марш!

Подберезкин посмотрел на Наташу, та тоже взглянула на него и повела чуть плечами, как будто хотела сказать: ничего не поделаешь, надо подчиниться.

Когда Подберезкин шел к землянке, майор уже выстроил взвод. Одеты все были сбродно, кто в шинель, кто в полушубок, но у всех были автоматы и ручные гранаты.

— Бойцы Красной армии, партизаны, — кричал офицер. — Перед нами почетная задача нащупать и остановить противника Трусам пощады не будет. За родину! Вперед, солдаты, марш!

У Подберезкина дрогнуло сердце — так знакомы были эти слова, эти минуты перед боем, с какой охотой он бы пошел сам с ними!..

Близких попаданий больше не было; из лесу доносились лишь отдельные винтовочные выстрелы и позднее частый бой пулеметов Уже пополудни всё, однако, стихло Из землянки Подберезкина, к его досаде, не выпускали. Часовой, рябой молодой парень с толстыми губами, на все попытки корнета объясниться знаками: болен-де, позови врача, он даже сказал доктор фрау Есипцев, — упорно молчал, а под конец свирепо захлопнул дверь в землянку, чуть не придавив пленному руку.