Ряд критиков зашел еще дальше, некоторые высказывались просто гнусно. Например, Генри Хиндман, который обычно носил шелковую шляпу и фрак, учился в Итоне, но, судя по всему, ставший социалистом «из озлобленности на весь мир, поскольку его не включили в число одиннадцати человек, составлявших команду Кембриджа в игре в крикет» [1274] . Он рассматривал войну как часть заговора для насаждения «англо-иудейской империи в Африке». Выиграли бы от этого рэндлорды. [Рэндлорды — владельцы рэндов, так в Южной Африке именуют горные хребты, но в данном случае имелась в виду земля, крупнейший в мире золото-урановый бассейн. — Прим. перев.] Хиндман высмеивал их, проявлял неуважение, называл Хоггенхаймерами, а также утверждал, что их столицей будет «Еврееханнесбург» [1275] .

Если причина войны казалась позорной, ее ход стал явно ужасающим и трагичным. Армия империи состояла из 250 000 человек, она была раздута при помощи контингентов из Канады, Австралии и Новой Зеландии. Но ей потребовалось почти три года, чтобы справиться с колонией фермеров, население которой, как с укором заметил Ллойд-Джордж, не превышало население Флинтшира или Денбигшира.

За это время буры нанесли своим противникам серию таких унизительных поражений, что лорд Солсбери задумывался, не смогли бы завоевать больший успех армии краснокожих индейцев [1276] .

Для нанесения поражения бурам британцы использовали против невинных гражданских лиц то, что лидер либералов сэр Генри Кэмпбелл-Баннерман назвал «варварскими методами» [1277] .

Южноафриканский конфликт действительно стал самой большей катастрофой империи после потери американских колоний.

Но война не являлась кульминацией сотни лет медленной агрессии, как заявил Смэтц в своем «боевом кличе». Она не стала результатом и капиталистического (а еще в меньшей степени, еврейского) заговора. Конечно, многие из тех, кто имел долю в рудниках и железных дорогах (эти интересы пострадали из-за новой ветки к заливу Делагоа), хотели модернизировать Трансвааль. В частности, они намеревались создать хорошо налаженную, организованную в соответствии с современными требованиями дешевую экономику. Но добиться этого было маловероятно при «средневековой расовой олигархии» [1278] , которую возглавлял президент «из палеолита» [1279] .

Поэтому акционеры настаивали на исправлении ошибок и устранении несправедливости по отношению к ойтландерам (иностранцам), надеясь, что Британская Южная Африка поглотит бурские республики. Однако историки-марксисты неправильно заявляют, будто «мотивом и движущей силой англо-бурской войны было золото» [1280] . Некоторые инвесторы и дельцы, занимавшиеся золотом, выучив урок набега Джеймсона, заняли выжидательную позицию. Другие предпочитали мир и прибыль с Крюгером.

Более того, Солсбери и Чемберлен, как и новый верховный комиссар Южной Африки сэр Альфред Милнер, в первую очередь беспокоились из-за политической и стратегической мощи. Они считали, что необходим контроль над всей Южной Африкой, потому что без этого Британия потеряет ключевую военно-морскую базу в Саймонстауне. База находилась на одном из самых важных в мире торговых путей и, как выразилось Военное министерство, окажется невозможно «создать Гибралтар из полуострова с мысом Доброй Надежды» [1281] .

Милнер оказался «британским расовым патриотом» [1282] со страстью к имперской консолидации. Он был наполовину немцем. Этот человек проявил абсолютную беспринципность.

Милнер рос в бедной, но благородной семье, завоевал почти все возможные призы в Оксфорде, а подготовился к жизни губернатора колонии или доминиона, работая барристером, журналистом и гражданским служащим. Перед тем, как стать начальником Управления налоговых сборов, Милнер управлял финансами Египта. Этот чиновник казался моделью умеренности, «безопасным и надежным человеком с разумом независимого депутата британского Парламента» [1283] .

Но под полным чувства собственного достоинства экстерьером скрывалась пылкая и страстная натура.

Милнер был высок и широк в плечах, с узким лицом, с усами, серыми, глубоко посаженными глазами, обаятельной улыбкой. В дальнейшем, при работе с ним, Чемберлен сожалел, что забыл совет, данный кем-то даме, на которой загорелась одежда: «Оставайтесь как можно более спокойной» [1284] .

В Лондоне Милнер содержал тайную любовницу, с которой ездил на велосипедные прогулки. Помогая в кампаниях «Пэлл-Мэлл газетт» в защиту чего-либо или походе против чего-либо, он обычно восклицал: «Как забавно!» [1285]

В Кейптауне Милнер продвигал имперские интересы в «духе Торквемады — безжалостно, непреклонно, фанатично» [1286] . Он выучил голландский язык, что позволило ему всесторонне и тщательно разобраться с позицией африканеров. Он уведомил лидеров буров о том, что предстоит война [1287] . Он же сказал Чемберлену, что должность верховного комиссара — это боевой пост [1288] .

Милнер помог убедить министра по делам колоний в том, что богатый полезными ископаемыми Трансвааль (возможно, при помощи Германии или даже Франции) будет представлять угрозу для британского господства в Южной Африке. Из-за маленьких размеров бурских республик этот страх может показаться абсурдным. Но империи склонны страдать от парадоксальной формы паранойи. Беспокойство по поводу уязвимости увеличивается в пропорции к их размерам. Как точно заметил Стед, чем более похожим на волка становился Джон Булль, тем больше он беспокоился из-за того, что «люди могут принять его за овцу» [1289] .