— Нисколько отвчалъ адвокатъ.

— Въ такомъ случа, отвчалъ Бритнъ, возвращая ему крпость: сдлайте одолженіе, прибавьте тутъ слова: «и наперстокъ.» Я велю написать ихъ девизы въ зал, вмсто портрета жены.

— А мн, произнесъ позади нихъ голосъ Мейкля Уардена:- позвольте мн прибгнуть подъ защиту этихъ девизовъ. Мистеръ Гитфильдъ! докторъ Джеддлеръ! я могъ оскорбить васъ глубже, — что я этого не сдлалъ, въ томъ нтъ моей заслуги. Я не скажу, что я поумнлъ шестью годами или исправился. Я не имю никакого права на ваше снисхожденіе. Я дурно заплатилъ вамъ за гостепріимство; я увидлъ свои проступки со стыдомъ, котораго никогда не забуду, но надюсь, что это будетъ для меня не безъ пользы; мн раскрыла глаза особа (онъ взглянулъ на Мери), которую я молилъ простить мн, когда узналъ все ея величіе и свою ничтожность. Черезъ нсколько дней я узжаю отсюда навсегда. Прошу у васъ прощенія. Длай другимъ то, чего самъ отъ нихъ желаешь! Забывай и прощай!

Время, отъ котораго я узналъ послднюю часть этой исторіи, и съ которымъ имю честь быть лично знакомымъ лтъ 35, объявило мн, опираясь на свою косу, что Мейкль Уарденъ не ухалъ и не продалъ своего дома, а напротивъ того, раскрылъ двери его настежь для всхъ и каждаго, и живетъ въ немъ съ женою, первою тамошнею красавицей, по имени Мери. Но я замтилъ, что время перепутываетъ иногда факты, и право не знаю, поврить ему или нтъ.

1846