— Мн ужасно хочется сказать вамъ на это, что свтъ смшонъ, и нтъ въ немъ ничего серьёзнаго, отвчалъ докторъ.

— Говорите, сколько угодно! никто вамъ не повритъ, взглянувши на ваши глаза.

— Да, это свтъ, полный великодушныхъ сердецъ, сказалъ докторъ, прижимая къ груди своей Мери и неразлучную съ ней Грацію: — свтъ, полный вещей серьёзныхъ, несмотря на все дурачества, даже несмотря на мое, которое стоитъ всхъ остальныхъ, — свтъ, на которомъ солнце каждый день озаряетъ тысячу битвъ безъ кровопролитія, искупающихъ жалкіе ужасы полей битвъ, свтъ, надъ которымъ да проститъ намъ небо наши насмшки, — свтъ священныхъ тайнъ, — и только Творцу его извстно, что кроется подъ поверхностью Его подобія!

Я угодилъ бы вамъ плохо, если бы, превративши перо въ скальпель, началъ разскать у васъ передъ глазами радости семейства, свидвшагося посл долгой разлуки. Я не послдую за докторомъ въ воспоминанія его горести при бгств Мери, не скажу вамъ, какъ серьезенъ сталъ въ его глазахъ свтъ, гд въ сердц каждаго человка глубоко заброшенъ якорь любви, — какъ убила его бездлица — недочетъ маленькой единицы въ огромномъ итог житейскихъ глупостей; я не стану разсказывать, какъ сестра его изъ состраданія къ его горькому положенію, давно уже, мало по малу, открыла ему всю истину и научили его цнить сердце добровольной изгнанницы, — какъ открыли истину и Альфреду, въ теченіи этого года, — какъ увидла его Мери и общала ему, какъ брату, что ввечеру, въ день ея рожденія, Грація узнаетъ все отъ вся самой.

— Извините, — можно войти? спросилъ Снитчей, заглядывая въ садъ.

И не дожидаясь позволенія, онъ пошелъ прямо къ Мери и поцаловалъ ея руку съ непритворною радостью.

— Если бы мистеръ Краггсъ былъ въ живыхъ, миссъ Мери, сказалъ Снитчей: — онъ принялъ бы живое участіе въ общей радости. Все это доказало бы ему, мистеръ Альфредъ, что жить на свт не черезъ чуръ легко, и что вообще не мшаетъ облегчать жизнь; а Краггсъ былъ человкъ, котораго можно убдить, сэръ. Онъ всегда соглашался съ доказанною истиной. Если бы онъ могъ выслушать доказательства теперь, я… но что за ребячество! Мистриссъ Снитчей, душа моя, — и она появилась при этихъ словахъ изъ за двери, — войдите; вы здсь среди старыхъ друзей.

Мистриссъ Снитчей, окончивши поздравленія, отвела мужа въ сторону.

— Знаете ли, сказала она: — не въ моихъ правилахъ тревожить прахъ усопшихъ….

— Знаю, подхватилъ мужъ.

— Мистеръ Краггсъ….

— Умеръ, договорилъ Снитчей.

— Но прошу васъ, вспомните балъ у доктора, прошу васъ, вспомните только. Если память не вовсе вамъ измнила, мистеръ Снитчей, и если вы не въ бреду, припомните, какъ я васъ просила, умоляя на колняхъ….

— На колняхъ? повторилъ Снитчей.

— Да, смло отвчала жена его: — вы очень хорошо это знаете, — просила остерегаться его, взглянуть на выраженіе его глазъ. Скажите теперь, не была ли я права? не было у него въ ту минуту на душ тайны?

— Мистриссъ Снитчей, шепнулъ ей на ухо мужъ: — наблюдали ли вы когда нибудь за выраженіемъ моихъ глазъ?

— Нтъ, насмшливо отвчала мистриссъ Снитчей. — Не воображайте себ такъ много.

— Въ этотъ вечеръ, сударыня, продолжалъ онъ, дернувши ее за рукавъ: — случилось такъ, что оба мы знали одну и туже тайну, которую не могли разглашать, уже по званію адвокатовъ. Чмъ меньше вы будете толковать о подобныхъ вещахъ, тмъ лучше, мистриссъ Снитчей. Это вамъ урокъ; впередъ старайтесь смотрть зорче и не такъ подозрительно. Миссъ Мери, я привезъ съ собою вашу старую знакомую. Войдите, мистриссъ!

Бдняжка Клеменси, отирая глаза передникомъ, вошла медленно, въ сопровожденіи мужа, убитаго предчувствіемъ, что если она предастся печали, такъ «Терка» погибла.

— Что съ вами, мистриссъ! сказалъ Снитчей, останавливая Мери, бросившуюся было къ Клеменси, и становясь между ними.

— Что со мною! воскликнула бдная Клеменси, удивленная, почти обидвшаяся этимъ вопросомъ и испуганная страннымъ ревомъ Бритна, она подняла глаза — и увидла прямо передъ собою милое, незабвенное лицо Mери; она начала плакать, смяться, кричать, бросилась къ Мери и прижала ее къ сердцу, бросилась обнимать Снитчея (къ великому неудовольствію мистриссъ Снитчей), потомъ доктора, потомъ Бритна, и въ заключеніе закрыла себ голову передникомъ, въ припадк истерики.

За Снитчеемъ вошелъ въ садъ кто-то незнакомый и остановился у воротъ, никмъ незамченный: общее вниманіе сдлалось монополіей восторженной Клеменси. Впрочемъ, онъ и не желалъ быть замченнымъ; онъ стоялъ поодаль, съ потупленными глазами, и несмотря на его прекрасную наружность, въ немъ было что-то унылое, рзко отличавшееся отъ общей радости.

Прежде всхъ замтили его зоркіе глаза тетушки Марты, и въ туже минуту она уже разговаривала съ нимъ. Потомъ, подошедши къ сестрамъ, она шепнула что-то на ухо Мери; Мери была, казалось, удивлена, но скоро опомнилась, робко подошла съ Мартою къ незнакомцу и тоже начала съ нимъ говорить.

Снитчей, между тмъ, досталъ изъ кармана какой-то документъ и говорилъ Бритну:

— Поздравляю васъ: теперь вы единственный, полный владлецъ дома, въ которомъ содержали до сихъ поръ гостинницу, публичное заведеніе, извстное подъ названіемъ «Терки.» Жена ваша должна была оставить одинъ домъ по милости мистера Уардена, — теперь онъ желаетъ подарить ей другой. Я на дняхъ буду имть удовольствіе спросить вашъ голосъ, при выборахъ графства.

— А если я перемню вывску, спросилъ Бритнъ: — это ничего не измнитъ касательно голоса?